Андрей Ветер - Я, оперуполномоченный

– Тебе уж хватит. Совсем чего-то развезло тебя.

– Это на радостях.

– На каких радостях?

– Что жить буду на свободе… Знаешь, даже думать страшно о том, что могло случиться… Как вот на краю обрыва постоял, а теперь оглядываюсь и представляю, как едва не сорвался вниз… А теперь буду жить! Дышать буду! С Зойкой моей буду кувыркаться вдоволь… Знаешь, какая она у меня? Огонь-девка!.. На неё все уже в школе заглядывались, ухажёров было тьма. Только Зойка ни с кем… Меня ждала, понимаешь?.. Хорошо… Мать твою, до чего же хорошо жить!..

– Ладно, глотку-то не дери особо, а то вон дружинники морды свои воротят в нашу сторону. Топаем домой…

– Почему мы дальше собственного носа не видим?

– Не видим? – переспросил Василёк.

– Жизнь-то хороша, а нам всё мало, всё чего-то ещё надо… Глупые мы… До чего ж мы, человеки, глупые, не понимаем своего счастья…

Максимов вернулся от Иванова очень довольный. Бросив папку на стол, он потыкал в неё пальцем и сказал:

– Начальство в восторге. Иванов сказал, что за всё время его работы в МУРе такие комбинации встречал редко.

Великолепно! Разного плана операции, говорит, были у него, но так гладко не проходила ни одна.

– Чертовски приятно, когда руководство хвалит. – Веселов потянулся, откинувшись на стуле.

Максимов посмотрел на Смелякова.

– Иванов сказал, что это можно прямо сейчас выкладывать в качестве одной из важнейших тем практических занятий с оперработниками в городе. Так что, Витя, с тебя бутылка.

– Почему с меня? – хмыкнул Смеляков.

– Потому что всё вышесказанное адресовано фактически тебе. С твоей подачи мы закрутили всю комбинацию.

Виктор улыбнулся и скромно отмахнулся:

– Да ладно уж…

Но в душе он чувствовал себя весьма польщённым.

Весь день его не отпускала мысль о том, что произошло нечто очень важное: работа была выполнена, никто не пострадал.

«Значит, можно заниматься профилактикой преступлений, можно не только предотвращать их, но и поддержать оступившегося человека, не дать ему упасть… Если бы не разговор с Жуковым, то не было бы сейчас за нами этой удивительной победы… Зря всё-таки у нас так огульно чекистов ругают. Наши как-то уж больно в штыки восприняли все их нововведения. Я понимаю, что всем обидно, особенно опытным сыскарям, когда их начинают уму-разуму учить. Но ведь КГБ – могучая организация, и держится она не на штыках и не на запугивании населения. У чекистов накоплен колоссальный опыт, за ними – годы истории, мы обязаны перенять у них лучшее, что они умеют. Разумеется, не все там похожи на Жукова, хватает и сволочей. А разве у нас, в милиции, нет подонков? Да полным-полно! Есть и такие, которые мать родную продадут, лишь бы выслужиться. Так ведь людей, готовых по трупам шагать, всюду хватает. А тех, которым честь мундира замарать – раз плюнуть, таких и того больше. Взять хотя бы историю с брильянтовым колье. Ведь и вправду орудовали милиционеры! Страшно подумать, но сыщики, прикрываясь погонами, в действительности занимались разбоем!»

Виктор вспомнил, как им зачитали в утренней сводке, что в налёте на художника, решившего продать брильянтовое колье, участвовал заместитель начальника по уголовному розыску 17-го отделения милиции. Вспомнил, как тяжело все восприняли эту информацию. До последней минуты все надеялись, что бандиты только выдавали себя за милиционеров и что никто из сотрудников правоохранительных органов не замешан в том наглом налёте.

«Значит, всё же надо нас шерстить время от времени, – горько размышлял Виктор. – И не только нас, а всех. Но ведь если начать такую практику, то это заведёт чёрт знает куда. Знаем мы, что такое партийная чистка…»

Майские праздники отгремели громкой музыкой репродукторов, красочными шествиями трудящихся, военным парадом. Позади остались волны алых знамён, красные гвоздики, сияющие лица и красочные транспаранты с призывами к торжеству коммунизма.

После напряжённых дней дежурства Смеляков с удовольствием отдался безделью первого же выходного дня.

– Какие там у вас новости? – спросила его Вера.

– Пятнадцать сотрудников милиции оказались за решёткой, – констатировал он безрадостно.

– Это по делу о том злосчастном брильянтовом колье? Об ограблении художника в Даевом переулке?

– Да. Из 17-го, 15-го и 64-го отделений милиции. У нас уже гадают, чьи головы полетят. Только и разговоров о новых кадровых перестановках… Смутное время…

– Витя, что ты как маленький? При чём здесь время? Ты же прекрасно знаешь, что такое творилось всегда. Проблема не во времени, а в людях вообще. В психологии. В психике…

– Нашла что сказать, – неохотно возразил Виктор, прекрасно сознавая, что жена права. Но на сердце лежал камень, и Виктору хотелось разговором, пусть даже пустой болтовнёй, освободиться от тяжести. – «Психика»! Так можно на любой вопрос ответить.

– А ты что хотел от меня услышать? Развёрнутый ответ на тему, почему начальник одного из отделений милиции превратился в бандита? Тебя это интересует?

– И это в частности. Я занимаюсь раскрытием преступлений, но не могу понять природу преступлений. Почему люди воруют, убивают… Ну, скажем, насчёт убийств мне более или менее ясно: человек чувствует себя загнанным в угол и идёт на крайнюю меру… Или же в бесконтрольном порыве ярости убивает. Но кража и ограбление – другое дело. Тут нет отчаянья. Тут жадность какая-то. Этим людям всегда всего мало. Почему?

– Я тебе уже ответила: займись психологией. Влезь в неё поглубже.

– А дальше? Исправить-то я ничего всё равно не смогу.

– Тебя интересует вопрос «почему» или вопрос «как изменить жизнь»?

– Для начала хотелось бы узнать причину. А уж изменять жизнь не я должен. Я – сыщик. Моя функция – искать и находить преступников.

– А кто будет изменять жизнь? – Лицо Веры сделалось жёстким, глаза смотрели требовательно. – Кто будет воспитывать детей, чтобы они «правильно» мыслили? Это тоже твоя работа. Мы с тобой – неотъемлемая часть государства, причём такая часть, на которую возложены куда более серьёзные и ответственные задачи, чем на какого-нибудь директора завода. Мы-то с тобой и являемся одними из главных воспитателей общества. И перед нами, помимо наших непосредственных обязанностей, стоит задача сделать так, чтобы люди не шли на преступление.

– Легко сказать… Мы уже столько говорили с тобой на эту тему…

– И будем говорить снова и снова, потому что для тебя это больной вопрос и для меня тоже.

– Как отвадить людей от преступлений? Ужесточать законы?

– Ужесточение ни к чему не приведёт. Даже при самых суровых режимах преступность никуда не девается. В сталинские времена были уголовники, и в гитлеровской Германии их было пруд пруди. И на зоне строгого режима тоже совершаются преступления. Но ведь не все становятся преступниками. Вон сколько людей порядочных! – Вера взмахнула рукой, словно охватывая безбрежное пространство за стенами квартиры. – И далеко не у всех в голове роятся мысли о воровстве… Одних останавливает страх перед возможным наказанием, другим просто не позволяет совесть. И тех, которые следуют голосу совести, ничто не способно своротить с выбранного ими пути. Они живут с твёрдым знанием своей правоты; хотя это, наверное, всё-таки не знание, а что-то иное, может, что-то божественное…