Джайлс Блант - Сезон мошкары

— Где я могу ее найти?

— Убей меня, не знаю. Разве что в «Ху из х…».

— Так когда это было?

— Во вторник. Третьего июня в три часа дня.

— Вы только что называли другую дату. Что не является доказательством вашей искренности, мистер Калхун.

— Ну, так второго июня, значит. А если вам искренность требуется, чего было вызывать викинг-байкеров?

— Нам нужно выяснить, кто убил Вомбата Гатри. Неужели вам все равно? Вы же только что сказали, что он был вашим сексуальным партнером.

Калхун сделал слабое движение головой, словно перед тем как ее наклонить. Хотя между ними было расстояние в несколько футов, Делорм вдруг почудилось, что он к ней принюхивается.

— Вы не отвечаете на вопрос.

— Откуда у вас этот шрамик над глазом? По виду вроде свежий.

— Убийца Вомбата сначала отрезал ему пальцы на руках и ногах, отрезал гениталии. Пытался заживо содрать с него кожу. Неужели вам не хочется, чтобы он был пойман?

Калхун наклонился вперед:

— Я скажу вам, чего мне и вправду хочется. Мне хочется опрокинуть вас на стол и воткнуть хорошенько пару-тройку раз вам в задницу!

Он откинулся на спинку стула и засмеялся.

— Мне недавно уже говорили в точности эти слова, — сказала Делорм.

— Ну да?

— И было это в Пенитангской больнице закрытого типа для умалишенных преступников.

Делорм щелкнула своим ноутбуком, закрывая его.

— Прошу отметить, что мистер Калхун содействия следствию не оказывает. На сегодня допрос окончен. Впоследствии он будет возобновлен. До свидания, мистер Калхун.

— А что, этот педрила Кардинал сейчас здесь?

— До свидания, мистер Калхун.

Делорм держала распахнутую дверь. Калхун поднялся. Делорм почувствовала себя медом, к которому приближается медведь. В последний момент она отступила, чтобы он не задел ее.

Уже выйдя за дверь, Калхун прокричал:

— Скажите Кардиналу, что я жду не дождусь встречи с ним.

Над перегородками показалось несколько голов — Желаги, Маклеод.

— Вы угрожаете полицейскому, мистер Калхун?

Калхун подмигнул Делорм:

— А тебя я еще сцапаю, киска!

Рыжий Медведь открыл медный замок и ступил в свое святилище. Запах, от которого вырвало бы самого стойкого полицейского, на Медведя действовал совершенно иначе. Он вдыхал глубоко этот запах — так турист, выйдя из палатки, с наслаждением вдыхает свежую утреннюю прохладу. Медведь чувствовал бурление крови в жилах и знакомое пощипывание каждого нерва — самое верное из всех удовольствий. Он был так взволнован, что не замечал даже мошкары.

Луна пошла на убыль, и жертв он пока что приносить не будет. Но все же, входя в хижину, он испытывал восторг. Кевин с Леоном в городе, и весь лагерь в его полном распоряжении. Естественно, он, не медля, отправился в святилище. Попозже, днем, он встретится с учениками, теперь же ему необходимо проконсультироваться с нгангой.

Он возжег в курильнице древесный уголь, бросив в огонь несколько щепоток полыни и корня дудника. Даже в лучших оккультных магазинах Торонто не всегда бывали нужные ингредиенты, и ему нередко приходилось выписывать их из Нью-Йорка. Окон в этой хижине не было, он зажег над нгангой три ряда свечей, и предметы вокруг обрели очертания. Он закрыл дверь и запер ее.

Нганга ощетинилась палками. Двадцать восемь священных palos требовалось для того, чтобы подчинить себе дух и донести смысл молитвы. Духа надо тормошить, толкать и погонять, как быка, только так можно добиться результата.

— Бахало! — Его крик срезонировал от бетонных стен. — Бахало! Семтекне бакунерай пентол!

Не надо становиться на колени, не надо просить — так учил его дядя.

— Бахало. Сеено темтем бакунерай пентол!

Подобно католическому священнику он простер руки над нгангой, на несколько секунд погрузился в размышления — чего именно ему угодно. Собраться, сконцентрироваться — для успеха это главное. Он желает, чтоб дух обрел способность двигаться для него.

— Сеено темтем нака нова валдор.

Он помешал палками вонючую жижу. На поверхность всплыла ступня — бледная, без пальцев. Палками он отогнал ее к краю котла и стал шарить в глубине, пока не показалась вторая ступня.

— Сендекере мам коко, пантиби. Иди для меня, дух, для меня, давшего тебе ноги, чтобы передвигаться, повелевшего тебе идти, двигаться во имя мое, прозревать во имя мое.

Погрузив ступни обратно на глубину, он стал шарить в поисках рук. Рук как таковых не было, были только беспалые кисти, отрубленные в запястьях, и сами пальцы, отдельно, которые он отрезал один за другим для нганги. Воспоминание об ужасе жертвы, об агонии заставляло его сердце биться сильнее. Ужас, агония — это те врата, через которые смертная плоть входит в бессмертие духа. Через ужас и агонию он, Рыжий Медведь, достигает духа умерших, чтобы повелевать ими. Ужас и агония — его друзья.

Некоторые из палок были расплющены на концах, образуя нечто вроде ложек. Он выловил ими несколько пальцев. Пальцы были белые и сморщенные. На одном оставалось кольцо с изображением черепа и костей.

— Кандопей варонауэй д'кран. Бентак по бентак мам тинпей. Нактак по нактак мам кеннетей. Приблизься ко мне, дух. Сплоти воедино моих союзников. Ополчись на моих врагов.

Рыжий Медведь вновь помешал темную жижу, упиваясь запахом. Теперь в нганге выплыл самый крупный предмет. Он возник ныряльщиком из адских пучин, колышась на поверхности, медленно вращаясь. Из глаз и ноздрей струйками стекали вода и кровь. Полуоткрытые глаза были устремлены куда-то вдаль, поверх плеча Рыжего Медведя.

Рыжий Медведь стал читать нараспев заклинание на непонятном языке:

— Дух, начинай движение во имя мое, учись во имя мое, чтобы дать мне знание. Дух, мозгом, которым я одарил тебя, открой мне то, что мне требуется знать. Ступай, дух, ступай и выполняй то, что тебе велено.

Кардинал сидел у стойки бара «Д'Аннунцио» — помеси фруктовой лавки с кафетерием, — достопримечательности Алгонкин-Бей, которую он помнил чуть ли не с младенчества. Здесь торговали лучшими в городе сэндвичами, почему Кардинал и находился сейчас здесь. Куриный салат на булке он давно уже заглотал, но все сидел за старой деревянной стойкой, составляя наметки плана.

Джон Кардинал уже давно не верил ни в какое вдохновение. И даже в ловкость и ум свои он перестал верить. Он не признавал за собой особого следовательского дара, а убедился в том, что для успешного расследования требуется лишь не жалеть на него времени. Ты не гений и не Шерлок Холмс, ты лишь частица, более или менее успешная, некой структуры, занимающейся всесторонним рассмотрением совершенного преступления до тех пор, пока оно не будет раскрыто.