Шарль Эксбрайа - Ночь Святого Распятия

Да, только в Испании девушки назначают свидание в церкви!

Я проснулся очень поздно, вновь обретя привычки типичного андалусца. Здесь не любят обременять себя строгим расписанием. Поэтому, когда я вышел из "Сесил-Ориента", было уже заполдень. Для начала я решил выпить аперитив в кафе на углу улиц Веласкеса и Караваса. Официант принес мне рюмку хереса и две креветки под майонезом и оставил размышлять о том, в каком незавидном положении я оказался. Во-первых, я по-прежнему даже не представлял, каким образом добраться до Лажолета, так что проще всего, пожалуй, было подождать нового нападения и попытаться поймать очередного убийцу. А уж потом я так или иначе заставлю его говорить. Но как и где? Во-вторых, ситуацию осложняли подозрения Фернандеса - тот явно принимал меня за какого-нибудь короля наркобизнеса и ждал малейшей оплошности, чтобы застукать с поличным. Кроме того, не стоило забывать о Марии и Хуане. Имел ли я право впутывать их в свои приключения? Я никогда не прощу себе, если Лажолету вздумается в пику мне навредить этим двум несчастным. Но, с другой стороны, у меня не хватало мужества отказаться от Марии. Нечего и пытаться себя обманывать - я полюбил Марию дель Дульсе Номбре. В конце концов, Рут уже устроила свою жизнь, так почему бы и мне не сделать то же самое? Но согласится ли Мария поехать со мной в Штаты? Как она расстанется с братом? Честно говоря, я плохо представлял Хуана в Вашингтоне, где ужасно не любят легкомысленного отношения к жизни. Положа руку на сердце, лучше бы Клиф меня отозвал - так было бы лучше для всех.

В кафе стоял невообразимый шум. Севильцы не умеют говорить вполголоса. Прислушавшись, я разобрал, что речь идет о первой корриде года, той, что назначена на Пасхальное воскресенье, хотя знатоки никогда не придают ей особого значения, ибо настоящие мастера выходят на арену Маэстрансы лишь позже, в дни Ферии*. Стоит прикрыть глаза - и я как будто слышу голос старого Пако, посвящавшего меня в тайную прелесть "вероник" и "натурелл"** или толковавшего о величии "momento de verdad"***, когда матадор готовится убить быка или умереть. Стараясь стряхнуть чары, опутавшие меня с той минуты, как я вернулся в Севилью, я пробрался сквозь толпу афисьонадос**** и пошел умыть лицо. Но, вернувшись за столик, обнаружил засунутую под рамку записку. Даже не читая, я заранее знал ее содержание. Прикинувшись, будто разворачиваю бумажку, я резко обернулся, следя за реакцией посетителей кабачка, надеясь уловить пристальный взгляд или, наоборот, подчеркнуто равнодушный. Напрасная затея. Никто не проявлял ко мне ни малейшего интереса. Я прочитал записку: "Для вас самое лучшее - вернуться в Вашингтон ближайшим самолетом, сеньор Моралес, и спокойно сидеть у себя в кабинете в ФБР. В противном случае вы рискуете остаться в Севилье".

______________

* Ярмарка! Так же называется одно из предместий города. - Примеч. перев.

** Приемы работы тореро с мулетой. Разные способы дразнить быка. Примеч. авт.

*** Удар, которым матадор убивает быка. Досл.: "момент истины". Примеч. перев.

**** Страстные поклонники и знатоки тавромахии. - Примеч. перев.

Красноречивее - некуда. Как ни странно, мне вдруг полегчало. Паршивее всего - что на столе лишь мои карты, и гораздо больше любых угроз меня волновало, каким образом Лажолет получил обо мне настолько точные сведения. Парижское "прикрытие" не сработало, и я вполне мог теперь впрямую позвонить Клифу Андерсону. Я очнулся от раздумий, лишь когда из-за соседнего столика поднялся какой-то толстяк и громко крикнул: "Va son las dos menos cuarte*!" Значит, до свидания с Марией - всего пятнадцать минут, и я поспешил в Ла Пальма.

______________

* Уже без четверти два (исп.). - Примеч. авт.

В церкви Иоанна Крестителя, несмотря на дневной час, собралось немало народу. Лихорадка Святой недели уже охватила наиболее ревностных верующих, и члены братства Армагурской Девы суетились возле двух пасос, заблаговременно извлеченных из хранилища. Скоро на них набросят покровы, поставят канделябры, разложат цветы и, главное, водрузят на первую - статуи Армагурской Девы и Иоанна Крестителя, а на другую - Иисуса, римского легионера, двух фарисеев-лжесвидетелей и, наконец, Ирода. Мария дель Дульсе Номбре преклонила колени перед изображением своей святой покровительницы и, видимо, любовалась складками одеяния отлитой из серебра статуи. Я видел девушку в профиль, и глубокое благочестие, написанное на лице Марии, тронуло меня едва ли не больше ее красоты. И как я мог надеяться, что она покинет ради меня родной город? Если честно, я плохо представлял себе Марию на улицах Вашингтона. Разве долг не повелевал мне потихоньку уйти и больше никогда не встречаться с девушкой? Мария создана для жизни в Севилье, а я теперь не мог приехать в этот город иначе чем туристом или по заданию начальства, но последнее было очень маловероятно. Заранее печалясь о разлуке, я уже хотел незаметно выскользнуть из церкви, но Мария обернулась и с улыбкой посмотрела на меня. Значит, так суждено. Девушка встала, подошла ко мне, и мы вместе вышли на Ла Пальма.

Марию отпустили до четырех часов, когда магазин открывался после перерыва. Мы, не сговариваясь, пошли прочь от квартала, где девушку хорошо знали, и повернули к северной части города. Мы шли быстрым шагом, словно чувствуя себя немного виноватыми и даже не догадываясь, что излишняя торопливость только привлекает внимание прохожих. Я молчал, поскольку мысли мои еще занимала проблема слишком рано раскрытого инкогнито. Марию моя внезапная немота, видимо, несколько удивила, и она первой завела разговор, когда мы проходили мимо дворца герцога Альбы.

- И какую же важную новость вы хотели мне рассказать, дон Хосе?

- Право же, не знаю, стоит ли теперь об этом толковать...

Девушка слегка замедлила шаг и кротко взглянула на меня.

- Предоставьте судить об этом мне, дон Хосе...

Боже, ну что мне оставалось делать? Я ужасно смутился.

- Ну так вот... Понимаете, Мария, не стоит на меня сердиться, если я... короче, немного подзабыл андалусские обычаи. Я ведь приехал из страны, где на такие вещи обращают очень мало внимания...

- Знаю... Падре не устает повторять, что Франция давно лишилась и морали, и религии...

- Франция? Ах да!.. Но, вообще-то, он преувеличивает... Во Франции, как и везде, есть порядочные юноши и девушки, которые искренне любят друг друга и очень счастливы вместе.

Я снова умолк, словно язык проглотил. Видел бы меня сейчас Алонсо! И вдруг я заметил, как за угол дома на улице Доньи Марии юркнула какая-то тень. Мне показалось, что я узнал Хуана.

- Мария, вы не говорили брату о нашей встрече?

- Я бы никогда не посмела!

- Послушайте, Мария, с моей стороны, наверное, очень смешно вести себя как мальчишка... но вот в чем дело... С тех пор как увидел вас, я уверен, что холостая жизнь - ужасная глупость. Для меня вы - олицетворение всего, что я с детства любил, а потом считал навсегда потерянным. Вы не рассердитесь, если я скажу, что люблю вас, Мария?