Ольга Хмельницкая - Санаторно-курортный маньяк

Он стал в деталях представлять себе, как корчатся от удушья ненавистные директор и блондинка, и заулыбался. Чтобы не спугнуть фантазию, швейцар закрыл глаза и так и сидел с прикрытыми веками. На устах у него блуждала счастливая усмешка.

– Анатолий Петрович Игуанов? – спросил вежливый голос.

Маньяк испуганно распахнул глаза. И снова закрыл, не веря тому, что увидел. Прямо перед ним стояли трое мужчин в милицейской форме, директор – живой и здоровый, и блондинка, тоже находившаяся в добром здравии.

– Да, – ответил маньяк, чувствуя внезапную слабость во всем теле.

– Майор Денис Леонидович Чабрецов, – сказал один из милиционеров, плотный, невысокий и темноглазый, и протянул удостоверение.

Директор повернулся к стоявшей рядом с ним проныре, недостойной, по мнению Игуанова, носить гордое звание женщины, поскольку она не дрожала и не издавала испуганного писка, и что-то сказал. Потом он сделал шаг вперед, схватил Анатолия Петровича за бороду и сильно дернул. Фальшивые усы и борода остались у него в руках.

– Приклеил, отклеил, приклеил, отклеил, – объяснил Сергей Витальевич, помахивая искусственной растительностью в воздухе, – даже если кто-нибудь из жертв увидел его лицо, это ничего бы не значило, потому что человек без усов и бороды практически неузнаваем. В то же время именно из-за растительности на лице я ни секунды не подозревал Анатолия Петровича, так как никто из жертв никогда ничего не говорил ни про бороду, ни про усы. И только когда я увидел в комнате у Светы книгу про злобное инопланетное дерево, выпускающее усики, то догадался, в чем дело и почему я уже несколько лет не могу поймать преступника, который сидит у меня – в прямом смысле слова – под самым носом.

Игуанов злобно заворчал, бросив на директора ненавидящий взгляд. Его песенка была спета.

Рязанцев сидел в кабинете шефа.

– Владимир Евгеньевич, – сказал начальник. Его голос звучал медленно и веско, – вы отлично справились с заданием и спасли создателя аппарата. Я восхищен вашей интуицией, которая подсказала, что главные усилия нужно сосредоточить на защите Максима Энгельса, скромного ученого, ничем до сегодняшнего дня не выделявшегося. Я уже прочитал ваше донесение о том, что вы с Евой Ершовой выследили в лесу и вступили в бой с похитителями ученых и аппарата, ехавшими на угнанном «Хаммере», и вышли победителями.

Рязанцев скромно потупился.

– Вообще-то, гранату бросила Ксения Ряшкина, бывшая подруга хозяина угнанного внедорожника, – уточнил полковник, – я не решался использовать такие серьезные средства из опасения повредить заложникам.

– Это неважно, – махнул рукой шеф, – все закончилось благополучно. Энгельс жив, он получил медицинскую помощь и даже успел выступить на семинаре, объяснив всем – кто именно был главным исполнителем проекта. Агрегат, который спасали Алина Пузько, Нелли Околелова, Владимир Маркс и сам Максим Энгельс, сдан в политехнический музей в качестве особо ценного экспоната. Президент доволен работой нашего ведомства.

Шеф еще немного помолчал.

– Кстати, о Булкиной, – сказал он, внезапно меняя тему. – Мы выяснили, что она вовсе не является прибалтийской шпионкой, как нам ранее казалось, так что можете прекратить попытки с ней сблизиться с целью сбора информации.

– А кто она? – спросил Владимир Евгеньевич.

– Любовница одного дальневосточного авторитета, местного царька. Занималась сетью его ресторанов, потом у него пропало двадцать миллионов долларов, и он решил, что Булкина его ограбила. Девушка вылетела из аэропорта Владивостока в Москву буквально за минуту до того, как туда нагрянули люди ее приятеля. В Москве ее уже ждали, но тут вмешалась стихия – началась гроза, и самолет совершил экстренную посадку в Сибири. Светлана Георгиевна тут же покинула борт. Самолет, который встречал эскорт из людей царька, прилетел без нее, что, по слухам, очень дальневосточного авторитета расстроило. В столице Света приложила все усилия, чтобы устроиться на работу в ФСБ. Ей было ясно, что рано или поздно бывший молодой человек ее найдет, и она активно создавала себе прикрытие.

– Да уж, – пробормотал Рязанцев, – энергии у красавицы хоть отбавляй.

– Она устроилась на работу и принялась делать карьеру всеми возможными способами. Честно признаюсь, что настойчивость, с которой Светлана Георгиевна пыталась стать сотрудницей спецорганов, нас насторожила: мы приняли ее, назначили вашей секретаршей и взяли под колпак. Но теперь мы знаем, кто она и что. Теперь можно и уволить.

– Как – уволить? – заволновался полковник. – Ее же убьют, пытаясь получить деньги, которых она не брала!

– Не беспокойся, Владимир, – улыбнулся шеф, назвав Рязанцева по имени, – ее дружок с ног сбился, пытаясь связаться со Светой и извиниться. Он давно уже нашел того, кто украл у него деньги, ужасно страдает от того, что Булкина не с ним, и мучается от тоски и укоров совести.

Полковник откинулся в кресле и рассмеялся.

– Ну что, пойдем? – спросил Маркс Алину.

Энгельс все продолжал свои объяснения. Нелли ушла искать своего доблестного супруга, столь героически проявившего себя ночью. В коридоре остались только Володя с Пузько да рыдающая в углу, под развесистым фикусом, Кулибина.

– Конечно, пойдем, – согласилась Алина, – только сначала надо позавтракать. Здесь где-то просто обязан быть буфет.

– Хочу жареную курицу, – сказал Маркс.

– Ну вот, – обиделась Пузько, – а я думала, ты хочешь меня.

– Сначала курицу, – строго сказал Володя, – с картошкой и майонезом.

– Надо же, какой у тебя непритязательный вкус! А я была уверена, что ты ешь исключительно фуа-гра в соусе из томатов, чеснока, кинзы и петрушки.

– Главное, чтобы не одну петрушку. Впрочем, если порция большая и никто не пищит над ухом оперную арию…

– Пойдем поищем еду, – сказала Алина, как бы ненароком взяв его огромную лапищу своими пальчиками, – а то ты, пока не поешь, похоже, ни о чем другом думать не сможешь.

– Я еще хочу спать, – парировал Маркс. – Только никак не могу решить, что надо сделать сначала: поесть или поспать?

– А потом? – печально вздохнула Пузько, отчаянно разочарованная тем, что Володя никак не реагирует на ее откровенные заигрывания.

– Потом – на работу. После работы – на рыбалку, – вдохновенно продолжал Маркс.

Они поднимались выше и выше. Вскоре Алина уловила запах еды.

«Бар», – было написано на табличке. Рядом была нарисована стрелка.

– Курица. Сон. Работа. Рыбалка, – печально перечислила Пузько. – А как же я?

– А ты, – прошептал Володя ей прямо в ухо, разворачивая к себе, – между курицей, сном, работой и рыбалкой. Если, конечно, ты не будешь снова и снова рассказывать, как ты любишь своего бывшего мужа-сантехника.