Эрнест Хорнунг - Девять положений закона

«Так, значит, старый Дебенхэм признал факт продажи?» — спросил он. И когда я ответил, что да, признал, он начал хихикать и не мог остановиться минут пять. Он был столь польщен, что сразу сделал то, на что я втайне страстно надеялся его каким-либо образом подвигнуть: он показал мне это великое полотно — к счастью, по размерам оно оказалось не слишком-то большим, — а также ящик, в котором оно у него хранится. Это — металлический футляр для карт, в котором он привез планы своих земельных наделов в Брисбейне. Он хотел бы знать, кому может прийти в голову, что в этом ящике находится картина одного из великих мастеров Возрождения? Однако в целях предосторожности он приказал вмонтировать в этот футляр новый замок системы «Чарлз Чабб», и я ухитрился заняться ключом, пока он жадно пожирал глазами холст. В ладони у меня случайно оказался кусок воска, и дубликат будет готов сегодня, во второй половине дня.

Раффлс взглянул на часы и вскочил, заявляя, что потратил на меня лишнюю минуту.

— Между прочим, — добавил он, — тебе придется поужинать с ним в «Метрополе» сегодня вечером!

— Мне-е-е?

— Да. И не гляди с таким испуганным видом. Мы с тобой оба приглашены. Я дал тебе обещание, что ты ужинаешь со мной. Поэтому принял приглашение от имени нас обоих, но меня там не будет.

И своими чистыми голубыми глазами, выражение которых было полно какого-то глубокого смысла, а также какого-то подвоха, А. Дж. Раффлс посмотрел на меня. Я стал умолять его объяснить мне смысл сказанных им слов.

— Вы будете ужинать в его номере — в гостиной, которая примыкает непосредственно к спальне, — произнес Раффлс. — Ты должен сделать так, Кролик, чтобы он просидел за столом как можно дольше, и поэтому все время поддерживай разговор.

Я мгновенно все понял.

— Ты собираешься изъять картину в то время, пока мы будем ужинать?

— Да, собираюсь.

— А если он тебя услышит?

— Не должен.

— Но если услышит?!

От одной только этой мысли меня всего буквально трясло.

— Если он услышит, — ответил Раффлс, — то произойдет столкновение, только и всего. В «Метрополе» револьверы, разумеется, не вполне уместны, но я надену специальную защитную одежду.

— Но это ужасно! — воскликнул я. — Сидеть и беседовать с совершенно незнакомым мне человеком, зная, что ты орудуешь в соседней комнате!

— По две тысячи каждому, — тихо сказал Раффлс.

— Честное слово, я убежден, что готов от них отказаться!

— Только не ты, Кролик. Я знаю тебя лучше.

Он надел пальто, взял в руки шляпу.

— В котором часу я должен туда явиться? — со стоном спросил я.

— Без четверти восемь. От меня же придет телеграмма, где будет сказано, что я прибыть не смогу. Он страсть как любит поговорить. У тебя тоже не должно возникнуть никаких сложностей с поддержанием разговора, только во что бы то ни стало отводи вашу беседу от темы приобретенной им картины. Если же он предложит тебе показать ее, скажи, что тебе пора уходить. Сегодня во второй половине дня он с большой тщательностью запер свой футляр, и не существует никакой реальной причины, которая могла бы заставить его открыть замок в нашем полушарии.

— Где я смогу тебя найти, когда уйду оттуда?

— Я буду в Эшере. Надеюсь успеть на поезд девять пятьдесят пять.

— Но я непременно должен увидеться с тобой сегодня еще раз! — взволнованно воскликнул я, так как Раффлс взялся уже за ручку входной двери. — Я пока не вполне готов к своей роли! Я знаю, что провалю все дело!

— Только не ты! — кратко сказал он. — А вот я непременно все завалю, если буду тратить на тебя драгоценное время. Мне предстоит еще чертовски много сделать. Дома ты меня не застанешь. А почему бы тебе не приехать в Эшер самому на последнем поезде? Вот именно: ты приезжаешь и привозишь с собой самые свежие новости! Я предупрежу старого Дебенхэма, чтоб к твоему приезду приготовились: нам постелют две кровати. Ей-Богу! Сколько бы он нас ни ублажал, все будет мало, если только он получит назад свою картину.

— «Если только»! — простонал я.

Раффлс кивком головы попрощался со мной и ушел, оставив меня во власти дурных предчувствий и страха, в том довольно-таки жалком состоянии настоящего предстартового мандража или, скажем, закулисного волнения.

В конечном счете мне надо было лишь как следует сыграть свою роль. В случае, если Раффлс потерпит неудачу там, где он никогда не проигрывал, если всегда аккуратный и бесшумный Раффлс станет вдруг на сей раз неуклюжим увальнем, то единственное, что требовалось от меня, это «улыбаться, улыбаться и улыбаться, исполняя роль главного злодея». Я полдня репетировал эту улыбку. Отрабатывал предполагаемые реплики гипотетических диалогов. Выучил наизусть несколько анекдотов и забавных историй. В клубе погрузился в чтение книги о Квинсленде. И наконец в 19.45 я склонил свою спину в приветственном поклоне перед довольно старообразным мужчиной с маленькой лысой головой и покатым лбом.

— Вы, следовательно, друг мистера Раффлса? — спросил он, весьма бесцеремонно оглядев меня своими маленькими светлыми глазками. — Вы его не видели? Я ждал, что он придет пораньше, чтобы мне кое-что показать, но он еще не приходил.

Так же как, по-видимому, не приходила пока и телеграмма от его имени. Мои неприятности начинались слишком уж рано. Я сказал, что не видел Раффлса после часа дня, с удовольствием говоря правду, пока это было возможно. Мы еще не закончили вступительной беседы, как в дверь постучали. Наконец-то принесли телеграмму! Прочитав ее, житель Квинсленда протянул листок мне.

— Выехал из города! — проворчал он. — Внезапная болезнь близкого родственника! Что это там у него за близкие родственники?

Я вообще не знал его родни и на мгновение спасовал перед опасностью, которая ожидала меня, если бы я начал придумывать небылицы. Поэтому я ответил, что никогда не встречался ни с кем из его родственников, вновь почувствовав при этом, что ощущаю себя значительно увереннее, когда говорю правду.

— А я полагал, что вы закадычные друзья, — сказал он с легким подозрением (или, быть может, мне это померещилось), глядя на меня своими хитрющими маленькими глазками.

— Да, но только в городе. Я никогда не бывал в его родовом имении.

— Ладно, — проворчал он, — с этим ничего уж теперь не поделаешь. Но не понимаю, почему он не мог сначала прийти поужинать? Я бы никогда не отправился к постели умирающего без хорошего ужина. А то получается совершенная бессмыслица, если вам угодно знать мое мнение. Ну что ж, нам, следовательно, придется поужинать без него, а он пусть кусает себе локти. Не посчитайте за труд позвонить вот в этот колокольчик. Полагаю, вы в курсе, какова была цель его посещения? Жаль, что я больше не увижу вашего друга. Нет-нет, никаких разговоров о делах! Мне просто очень понравился Раффлс, я ужасно к нему привязался. Он подлинный циник, а я обожаю циников. Я и сам циник. Что там теперь осталось от его матушки или же какой-нибудь из его тетушек? Пустая, отвратительная оболочка, да и та, надеюсь, вскоре испустит дух.