Шарль Эксбрайя - Овернские влюбленные

Если Соня и удивилась, увидев Франсуа, то никак не выдала своего недоумения.

Эдмон Шаллан и Ансельм Лакоссад разрабатывали план действий на завтрашний день. Неожиданно дежурный сообщил, что с комиссаром хотел бы поговорить мэтр Парнак.

Нотариус снисходительно поздоровался, как и подобало богатому буржуа в разговоре с полицейским.

— Господин комиссар, я позволил себе побеспокоить вас, чтобы просить, не щадя сил, искать виновника покушения, которое едва не стоило жизни моей жене.

— Поверьте, мэтр, мы делаем все возможное, но у нас слишком мало исходного материала. Мадам Парнак не сообщила вам никаких подробностей?

— Нет. Жена ничего не помнит. Она вышла в сад, надеясь облегчить тяжелый приступ мигрени, и неожиданно получила страшный удар по голове и сразу потеряла сознание.

— Крайне скупая информация, мэтр. Согласитесь, что нам будет довольно трудно добиться результата… Я лично считаю, что виновен какой-нибудь бродяга, задумавший ограбить домик мсье Дезире, после того как узнал, что хозяин умер и там никого нет… Внезапно встретив мадам Парнак, он ударил ее исключительно из чувства самозащиты… Впрочем, мог быть и другой вариант…

— Да? Какой же?

— Допустим… кто-то и в самом деле хотел убить вашу жену.

— В конце-то концов, ну кто ж это может так ненавидеть Соню, чтобы желать ей смерти?

— Пока я не могу ответить на этот вопрос, мэтр, и вы сами понимаете почему. У вас есть враги?

— Насколько мне известно — нет. Завистники наверняка есть, но вряд ли кому-то из них может прийти в голову убить мою жену.

— Позвольте задать вам несколько нескромных вопросов, мэтр. Уж простите, но это необходимо.

— Прошу вас. Мне нечего скрывать. Жизнь Альбера Парнака прозрачна как горный хрусталь.

— Вы богаты, мэтр?

— И впрямь странный вопрос, но я все же отвечу. Да, я богат, особенно теперь, когда получаю наследство брата — его состояние гораздо значительнее моего.

— Вы уже составили завещание?

— Разумеется. Оно лежит у мэтра Вальпеля.

— Не согласились бы вы сообщить мне его содержание? Обещаю хранить профессиональную тайну.

— Право же, не вижу никаких причин напускать туману. Все мое состояние в равных долях переходит жене и дочери, а после смерти одной из них все получит другая. Но откуда такой интерес к моему имуществу и наследникам?

— По правде говоря, еще не могу сказать точно, почему это нас заинтересовало. Мы бредем на ощупь и, как слепые, то и дело останавливаемся, ожидая, пока кто-нибудь подскажет дорогу.

— В таком случае будем надеяться, что сострадательный прохожий скоро появится… Мне было бы весьма жаль, господин комиссар, если бы пришлось просить ваше начальство несколько оживить ход расследования. До свидания, господа.

— Будьте осторожны, — бросил вслед нотариусу Шаллан, — особенно по ночам. После того как с вашей женой случилось несчастье, лишние предосторожности не повредят.

— Предосторожности?

— А вдруг тот, кто напал на вашу жену, вздумает приняться за вас?

— Какая ерунда!

Однако в голосе мэтра Альбера не было уверенности. Когда он ушел, комиссар обернулся к Лакоссаду.

— Что вы думаете об этом типе?

— Могу лишь с удовольствием повторить фразу Публия Сира: «Лишь людская алчность сделала из Фортуны богиню».

— Да, кажется, наш нотариус — хорошее тому подтверждение.

Франсуа Лепито возвращался домой в полной растерянности. Ссора с Мишель, а потом свидание с Соней так потрясли молодого человека, что на некоторое время он совершенно утратил способность размышлять. Клерк даже не заметил, что Софи Шерминьяк поджидает его у порога, и обратил на нее внимание, лишь когда не в меру страстная вдова крепко схватила его за руку и втянула к себе в комнату. Франсуа почувствовал себя так же, как, видимо, чувствует себя рыба в щупальцах осьминога. Софи усадила его на стул, заставила проглотить стаканчик «Аркебюза», от которого молодой человек мучительно закашлялся, и, пока он переводил дух, бросилась в атаку.

— Ну, Франсуа, пора с этим кончать!

Тот ошарашенно уставился на вдову.

— Кончать? С кем?

— Как это с кем? Со всеми, кто решил вас извести: с полицейскими, конечно, но прежде всего с этой бесстыжей распутницей.

— Мадам Шерминьяк! — округлив глаза, выдохнул Франсуа.

— Ни слова больше! Я знаю все! Мадам Парнак заманивает вас в сети. Но я этого не допущу! Она еще не знает Софи Шерминьяк!

— О чем? Я ни слова не понимаю…

— О, я знаю, у вас душа дворянина и вы не можете обвинить женщину! Но вы не должны угодить в ее ловушку. Тем более что любите другую и любимы ею!

Лепито подумал, что, наверное, к вдове приходила плакаться Мишель.

— Откуда вы знаете? — спросил он.

— По некоторым признакам. Они никогда не обманывают! Да, Франсуа, можете не сомневаться — вам платят взаимностью… или, если хотите, чтобы я поставила все точки над i, — вас любят! От вас ожидают лишь слова или жеста, чтобы открыть объятия! Одно движение — и вы сможете прикорнуть у нее на груди!

Все еще думая, что вдова имеет в виду Мишель, молодой человек возразил:

— Прикорнуть! Не такая уж у нее большая грудь!

— Для вас она станет огромной, ибо любовь способна на все! Ну, теперь вы верите мне?

— Право же…

— Надеюсь, вы не заставите порядочную женщину совершить насилие над собственной стыдливостью и первой кинуться в ваши объятия?

— Нет, конечно, нет…

— Так решайтесь же!

— Вы думаете, надо?

— Чем раньше — тем лучше!

— Вы находите?

— Послушайтесь наконец веления своего сердца!

Но, вопреки тому, на что, вероятно, надеялась вдова Шерминьяк, веление сердца толкнуло Лепито не к ней на грудь, а на лестницу, ибо молодой человек мечтал сейчас только об одном: лечь спать и хотя бы на время забыть о кошмарном лабиринте, в котором он окончательно заблудился.

Лакоссад только собрался попрощаться с комиссаром и отправиться домой, как дверь неожиданно распахнулась, и в кабинет ввалились дежурный полицейский и Альбер Парнак. Что касается последнего, то это был уже не тот самоуверенный буржуа, совсем недавно свысока беседовавший с полицейскими, а бледный, растерянный и вконец перепуганный человечек. Прежде чем дежурный успел открыть рот, собираясь извиниться за подобное вторжение, нотариус воскликнул:

— Вы были правы, господин комиссар! Кто-то преследует всю мою семью! Я лишь чудом избежал смерти!

Мэтра Парнака усадили в кресло, дали стакан воды, и, когда он немного пришел в себя, Шаллан спросил:

— Так что с вами случилось?

— В мою машину подложили бомбу!

— Бомбу?

— Да, и она разнесла машину через несколько минут после того, как я из нее вышел!

— Надо думать, не рассчитали время, — меланхолично заключил Ансельм Лакоссад.