Шарль Эксбрайя - Овернские влюбленные

Пока мадам Шерминьяк переживала эту внутреннюю бурю, Франсуа млел от восторга рядом с Соней. Молодой человек пытался выразить всю свою радость от того, что любимая наконец-то с ним, в его доме, но мадам Парнак одной фразой оборвала эти нежные излияния.

— Вы знаете, я ведь только на минутку.

— На минутку?! — воскликнул Лепито таким тоном, будто его окатили ледяной водой.

— Я пришла поговорить с вами. Признаюсь, что ваш безумный поступок глубоко тронул меня как женщину. Но я никогда бы не одобрила его как супруга. Убийство мужа может только закрыть вам дорогу к моему сердцу!

— Но… но я и не собирался этого делать!

— Не лгите! Какой смысл обманывать! Я вас уже простила и обещаю хранить эту тайну.

— Но клянусь вам…

— Ладно, хватит! Я чувствую, что в конце концов разочаруюсь в вас и пожалею, что пришла.

Оба умолкли, почти враждебно глядя друг на друга. Но Франсуа так долго ждал этого момента, что был готов на все, лишь бы она не ушла.

— Ладно… если вам так хочется… не будем больше об этом… Но я ждал от нашей встречи совсем другого…

— На что же вы надеялись?

— А вы не догадываетесь?

— Да, молодчина, переходите к действиям без задержек, — рассмеялась Соня.

— Просто я вас люблю!

— Милый мальчик, вам это просто кажется… вы еще слишком молоды, Франсуа…

— Я бы хотел похитить вас, чтобы мы жили вдвоем, только вдвоем.

Горячность молодого человека позабавила, а может, и немного тронула Соню, и она опустилась на диван, на что так рассчитывал негодник Лепито.

— Ну, Франсуа, расскажите-ка же мне, куда вы собирались меня увезти?

Словно герой любовного романа, Лепито опустился на колени рядом со своей возлюбленной и взял ее за руку. Соня не возражала.

— Так куда же мы едем? — проворковала она.

— В Венесуэлу!

— Почему же именно туда?

— Потому что там орхидеи растут прямо на стенах, как у нас плющ.

— Да, это, конечно, серьезная причина.

— Вы смеетесь надо мной!

— Ничуть. Я тоже в детстве постоянно мечтала о путешествиях… Например, Мексика завораживала меня одним своим именем…

— Мы поедем и в Мексику, и в Перу, и в Чили, и в Бразилию, и…

— Хватит, хватит, малыш, я уже устала!

Лепито хотел воспользоваться этой минутной слабостью и поцеловать молодую женщину, но она проворно ускользнула.

— Ну-ну, успокойтесь, не то я рассержусь. Дайте-ка мне лучше попить!

Раздосадованный клерк поднялся.

— У меня есть портвейн…

— Да вы, как я погляжу, не промах, встречаете по всем правилам…

Желая увести разговор от опасной темы, жена нотариуса указала на принесенный ее падчерицей флакон.

— А это что за пузырек?

— Микстура.

— Вы заболели?

— Да нет же! Что за странная мысль!

— Чего здесь странного? Кто ж еще принимает микстуру?

— Да, конечно… У меня иногда немножко саднит горло… Это… это смягчающая микстура… А вы, наверное, подумали, что это что-то другое, да? Признайтесь!

— Я? Да ничего я не подумала! Почему вы вдруг так разозлились, Франсуа? У меня тоже побаливает горло, но я же не злюсь из-за этого на весь белый свет!

— Простите меня, Соня… но я так разочарован… Вы и представить себе не можете, как мне больно…

Тихий стук в дверь оборвал защитительную речь Франсуа.

— Вы ждете кого-нибудь еще? — с тревогой спросила Соня.

— Никого, кроме вас. Не волнуйтесь, кто бы это ни был, я живо отправлю его восвояси.

Лепито вышел и быстро закрыл за собой дверь. Перед ним стояла вдова Шерминьяк.

— В чем дело? Я занят!

— Вот именно, что занят! Кто эта Иезавель?

— Простите?

— Я хочу знать имя этой женщины! Зачем она сюда явилась?

— Но, мадам Шерминьяк, вы, кажется, теряете рассудок?

— О, прошу вас, не пытайтесь сбить меня с толку! Вы напоминаете мне покойного мужа — тот тоже как придет, бывало, в стельку пьян, так начнет уверять, будто это у меня в глазах двоится и что я же не стою на ногах!

— Я весьма сочувствую пережитым вами страданиям, но, умоляю, отложим этот разговор на потом.

— А если я скажу этой воровке все, что я о ней думаю?

— Довольно, мадам Шерминьяк!

— Нет, мсье Лепито, не довольно! Когда человек почти обручен, он не имеет права так себя вести!

Франсуа решил, что эта маленькая негодяйка Мишель по дороге обо всем рассказала вдове. Должно быть, когда Соня поднималась по лестнице, они обе сплетничали в квартире домовладелицы. Но в таком случае каким образом мадам Шерминьяк проведала о приходе Сони? Впрочем, решил молодой человек, с этой загадкой можно разобраться и попозже. Сейчас гораздо важнее поскорей отделаться от навязчивой вдовы, а для этого надо успокоить ее насчет своих отношений с Соней.

— Умоляю вас поверить мне, мадам Шерминьяк. Эта дама пришла ко мне по делу, и я не хотел бы, чтобы об этом узнал мой хозяин. Ему может не понравиться, что я работаю не только для его конторы. Что касается той, с кем я почти обручен, то успокойтесь, я нисколько не намерен изменить ей… Она одна занимает мое сердце!

— Вы мне клянетесь?

— Клянусь!

— Ох, Франсуа, — нежно проворковала вдова, — и когда же вы официально объявите ей о своей любви?

— Как только наберусь мужества…

— А стоит ли тянуть, Франсуа? Если ваша нежность взаимна (а я в этом нисколько не сомневаюсь), то вам мгновенно пойдут навстречу! Не понимаю, ну что вас останавливает!

Не будь у него сейчас Сони, Лепито непременно спросил бы у вдовы, не стыдно ли ей с таким упорством лезть в чужие дела. Но нужно было любой ценой избежать скандала.

— Она богата, а я беден…

— Какая разница, если она вас любит?

— Если бы я мог быть в этом уверен, — лицемерно вздохнул клерк.

— Но раз я вам это говорю, то не стоит сомневаться! — радостно произнесла вдова.

Неожиданно, так что Франсуа не успел отстраниться, она наградила его звучным поцелуем и, напевая романтическую песенку, удалилась. Лепито ошарашенно смотрел, как она прыгает через ступеньку и пляшет на каждой лестничной площадке. На мгновение ему даже показалось, что мадам Шерминьяк вот-вот оседлает перила и таким образом спустится вниз. «Да, — сказал себе молодой человек, — видимо, ближе к пятидесяти годам на некоторых овернских вдов находят этакие странные помрачения».

На вопрос Сони, кто приходил, Лепито ответил, что это якобы один его знакомый, за которого он обещал похлопотать, когда мадемуазель Мулезан или мсье Вермель уйдут на пенсию. Приятель-де хотел выяснить, не решился ли наконец кто-то из стариков уступить место.

Франсуа так разволновался, что почти без сил опустился на диван. Соня решила, что начинающего соблазнителя удручает ее холодность, и ласково погладила его по лбу.

— Ну-ну, прогоните эти мрачные мысли… Нельзя же получить все сразу… Знаете, то, что я пришла сюда, и так чудо! Ради вас я рискую своим добрым именем! Вы думаете, я бы пошла на это, если бы не испытывала симпатии к некоему Франсуа Лепито?