Карло Шефер - Кельтский круг

— Иногда мне жалко, что вы все еще обращаетесь к нам то на «вы», то на «ты».

Хафнер, казалось, вот-вот разревется. Он радовался неформальному общению с шефом, боялся его рассердить. Что за страсти впустую кипели в его истерзанной душе, испаряясь в алкогольном угаре?

Ожил мобильный телефон Тойера.

— Что там?

— Штерн говорит, господин Тойер…

— Ах, любезный друг, приходите в «Медок» или ступайте домой к жене, ведь уже…

— Нет-нет, Лейдиг только что сообщил: жена Рейстера, вернее, бывшая жена, то есть вдова, рассказала ему, что у ее мужа было такое дурацкое кольцо для ключей, брелок в виде Большой бочки. [13] Огромная пивная бочка, достопримечательность Гейдельберга.

Хафнер доверчиво приблизил ухо к задней стенке мобильника. Теперь двух полицейских и впрямь можно было принять за любовную парочку. Тойер, отнюдь не в восторге от такого положения дел, вновь перебил звонившего:

— Даже если он вытянул карлика Перкео [14] Статуя карлика Перкео, придворного шута, хранителя Большой бочки, — достопримечательность Гейдельберга. до нормального роста, я не вижу…

— Я пересмотрел материалы. У убитого не было при себе никакого ключа.

— Пускай сменят замок, завтра же, — вполголоса прорычал Хафнер.

— А сейчас прямо ко мне поступил звонок, так как остальные сотрудники криминальной полиции… ладно, это неважно… ночной бегун…

— Нагой бегун, — с горечью вздохнул Хафнер, — голым бегает, негодяй! Все с ума посходили в этой стране.

— …нашел ключ с брелоком в виде Большой бочки в лесу возле Тингштетте.

— И бегун из-за этого тут же позвонил в полицию? — удивился Тойер.

— Ключ-то весь в крови.

— Счет! — заорал Тойер. — И два эспрессо, двойных. Штерн, ты можешь забрать нас с Хафнером из «Медока»? Да, и сообщи обо всем Лейдигу, тот наверняка дома.

— Он уже в дороге, но я могу ему перезвонить и направить в другое место. Значит, вы в «Медоке»? А где этот «Медок»? Минутку, тут новый звонок… — Тойер слышал негромкий голос Штерна, но ничего не разобрал. Тем временем принесли кофе, гаупткомиссар выпил свою чашку залпом, обжегся, но с почти виртуозной ловкостью не дал Хафнеру сдобрить свой кофе граппой.

— Ни хрена себе! — Голос Штерна внезапно сделался пронзительным. — Кабинет глазного врача, доктора Танненбаха, на Рорбахерштрассе, 70. Его ассистентка что-то забыла и вернулась в кабинет, а там доктор убитый. Выстрелом в лицо.

Хафнер вопросительно глядел на него.

— Второе убийство по той же схеме, — тихо пробормотал Тойер. — Получается серия. Паршивое дело. Серия, понимаешь?

Он испугался.

Синие проблесковые маячки прорезали ночь. Тойер и его помощники торопливо взбегали по лестнице. План эвакуации дома, попавшийся гаупткомиссару на глаза, показался ему мучительно бессмысленным. Сыщик остановился, чтобы перевести дух и осмыслить абсурдность всей ситуации. Почему именно глазной врач стал очередной жертвой? Полная нелепость, к которой добавлялась еще и кромешная тьма. Хафнер с пьяным сопением протопал мимо него вверх по лестнице.

— Просто свинство! Куда это годится, чтобы врач жил на четвертом этаже? — буркнул он на ходу.

— Танненбах был окулистом, а не ортопедом, — желчно напомнил Лейдиг. — Кроме того, тут есть лифт.

В квартире уже работали эксперты по фиксации следов; в приемной женщина в полицейской форме пыталась успокоить рыдавшую ассистентку.

— Спросите у нее: как могло случиться, что пациент явился к врачу в ее отсутствие? — вполголоса сказал Тойер. — Так ведь не полагается…

— Она уже объяснила нам, — ответила сотрудница полиции и рассеянно погладила по голове плачущую. — По ее словам, врач был очень добрым человеком. Последних пациентов он часто принимал сам, так как она ухаживает за матерью.

— Да, да, он был добрым, — рыдала ассистентка. — И к своим пациентам всегда относился внимательно и уделял им достаточно времени, не гнался за количеством!

Тойер кивнул. Он верил, что на свете бывают добрые люди.

Штерну с Хафнером он велел отыскать какого-нибудь судебного медика, чтобы тот срочно исследовал найденный в лесу ключ и определил, чья на нем кровь. Распределение ролей сомнений не вызывало. Штерн найдет судмедэксперта, Хафнер заставит беднягу не только проверить кровь, но и землю перевернуть, если понадобится.

— Я ведь поговорил с вдовой первой жертвы, — тихо сообщил Лейдиг. — Рейстер был еще тот говнюк, если можно так выразиться.

— Можно! — прохрипел толстый криминалист, входя с большим чемоданом, полным специального оборудования. — И уйти с дороги тоже можно.

— Заткни пасть, свинья экспертная! — заорал Хафнер и, пошатываясь, вслед за грубым криминалистом углубился в квартиру.

— Он здесь еще и курит! — взревел обычно корректный Шерер, выглянув из-за двери. — Хафнер, если твой пепел подберут криминалисты, мы будем вынуждены отдать его на экспертизу. Тогда я повешу дело на тебя, кретина. Ты попадешь за решетку и будешь там по три часа вкалывать за каждую пачку «Ревала». А пить тебе вообще не дадут.

Хафнер вернулся назад и демонстративно стряхнул на порог столбик пепла. Штерн подхватил нетрезвого коллегу и поволок вниз.

— Нет, ты не подумай, я не сочувствую преступникам, — доносился удалявшийся голос Хафнера. — Но почасовая оплата в тюряге… что за зверство!

Тойер, стремясь по возможности избавить себя от осмотра трупа, подошел к ассистентке. Женщина уже затихла и теперь апатично взирала на снующих мимо криминалистов.

— Простите, фрау…

— Бёгер… — Она была не первой молодости и немного располнела, однако на своем рабочем месте, вероятно, излучала материнскую заботу вперемешку со строгостью, которые греют человеку душу, когда у него во время спортивной передачи мячи вдруг начинают двоиться перед глазами. Ее лицо опухло от слез и покрылось пятнами, однако теперь она уже владела собой.

— Пойдемте вниз, — дружеским тоном предложил гаупткомиссар, — и там поговорим.

Сыщик сидел с Бёгер на ступеньках черного хода. Над элитными виллами на западе висела луна. Мягкий ласковый ветерок почему-то вызвал у комиссара мучительную тоску.

— Я проработала у доктора Танненбаха двадцать лет. Это мое первое место, мне тут сразу понравилось. Знаете, доктор никогда не был женат и ни с кем не жил. Разве вы не должны спросить меня об этом?

Тойер согласился с ней.

— Вообще он был такой спокойный. Во время учебы я страшно всего боялась, постоянно робела.

А когда пришла к нему, это было как откровение. Тогда началось увлечение лазерами, ими обзавелись все врачи, прижигали сетчатку. Он выжидал. Говорил, что еще недостаточно знает о риске такого лечения. Потерял на этом кучу денег, но запросы у него были скромные. Пациентов он всегда принимал так, что никому не приходилось ждать. Иногда даже выгадывал полчаса между приемами. Тогда он говорил: «Бригитта, — то есть я, — Бригитта, теперь мы устроим русский перекур». Так он называл те минуты, когда мы вместе курили…