Хауэрд Энджел - Смерть выходит в свет

Я завел мотор. По моим расчетам, мне удастся добраться до устья реки, прежде чем я сяду в лужу. Ха! Иногда мне случается найти подходящее словцо! Я направился к фарватеру, ничего плохого не происходило. Дырка под моей ладонью немного дрожала из-за мотора. Я медленно следовал излучинам реки. Здоровенный американский журавль сорвался с места и взлетел в облаке серо-синего пуха, едва не наградив меня инфарктом. Я чувствовал себя путешественником по Африке, который всматривается в берега реки, гадая, сползут ли лежащие там бревна в воду и превратятся ли в крокодилов. Все вокруг было неподвижно. Неподалеку от того места, откуда взмыл журавль, я заметил дохлого оленя; он плавал в воде и был совершенно не похож на Бемби. Открытия, которые я делал в северных лесах, перестали мне нравиться.

Я добрался до устья реки, плюнул в воду на счастье и чуть-чуть поддал газу. Может, я и чувствовал себя храбрецом, но все равно держался поближе к берегу, медленно продвигаясь вперед в сотне футов от суши. Еще одна пробоина начала пропускать воду, сначала совсем чуть-чуть, но вскоре вода забила фонтаном, и мне пришлось затыкать дыру другой рукой. Я попытался снова замазать её, но мокрая смола утратила вязкость и не прилипала. К тому же, надо было орудовать румпелем. В конце концов я убрал руку с пробоины. Черт с ней.

Медленно, но верно я продвигался вперед и, добравшись до песчаной косы в начале длинного прямого участка, улыбнулся, потому что увидел Второй остров. Он стал моим талисманом, указующим перстом, нацеленным в небо. По мере приближения остров делался все больше. Моя ладонь уже устала давать отпор озерной воде, затыкавшая другую дырку пятка - тоже. Я обходил остров, когда забил ещё один фонтан. Передвинувшись, чтобы заткнуть его другой ногой, я снял пятку с первой пробоины. И вода начала поступать в лодку оптом и в розницу. Я дал полный газ, и нос лодки задрался кверху. Пробоины в носовой части перестали пропускать воду, но пропускная способность дыр, расположенных рядом со мной, увеличилась вдвое.

Напротив усадьбы Вудворда мотор заглох. Оглянувшись, я понял, почему: его почти полностью покрыла вода. Я и впрямь тонул, преодолев три четверти пути до дома. Надо было держаться берега, я принял правильное решение. Но отказался от него, когда увидел остров, и теперь напоминал скаковую лошадь, которая почуяла свою конюшню. Борта почти скрылись под водой озера Биг-Краммок. Баки с воздухом в носу и корпусе лодки лишь придавали моему облику нелепости. О движении нечего было и думать, я мог только бултыхаться в воде и вспоминать слова нашего инструктора в лагере: "Один может потопить всех. Никто не имеет права покинуть тонущую лодку, даже крысы". Вот я и бултыхался.

Я не слышал, как завелся другой мотор. Я уловил звук, лишь когда он раздался совсем рядом, но был слишком погружен в размышления о своих бедах и в воду и даже не посмотрел, кто спешит мне на выручку. Мотор заурчал на низких оборотах, на борт моей лодки легла рука, и я, подняв глаза, увидел бородатое лицо своего спасителя Норберта Пэттена.

- Ну и ну! - в один голос воскликнули мы, и Пэттен добавил: - Спасен из пучины!

Я обрадовался встрече, даже несмотря на грязную повязку на его правой руке.

- У тебя есть буксирный трос? - спросил Пэттен, перекрикивая стрекот мотора на холостых оборотах. У него была точно такая же дюралевая лодка, но с более мощным мотором, способным одним могучим рывком выдернуть все мои затычки. Я бросил Пэттену моток мокрой веревки.

- Я поплыву с ветерком, так что, пожалуй, тебе лучше пересесть ко мне, Бенни, - сказал он, привязывая конец к скобе на носу.

- А кто заплатит за спасение? - жалобно спросил я. - Лодка-то не моя.

Похоже, он так и не понял, что я пытаюсь шутить, чтобы сохранить ясность мысли. Я пожал плечами и влез в его лодку. Пэттен подал мне руку, и я рухнул на сачки и банки с наживкой. Когда я поднялся, он уже включил передачу и направил лодку к знакомому причалу.

- Кто выпустил вас из больницы? - спросил я.

- Я пробыл там всего два часа. Ты сделал почти все, что надо, им почти не осталось работы. К счастью, та крышка не была отравлена, Бенни. Но я снова твой должник.

- Вы только что поквитались со мной. - Я начал испытывать странные ощущения, меня прошиб холодный пот. Не была отравлена? Черт возьми.

- Что с тобой стряслось? - спросил Пэттен, привязав к причалу обе лодки. - Эта посудина совсем утратила плавучесть.

Оказывается, моим спасителем был большой шутник, даже не подозревавший об этом. За шахматной доской он не блистал юмором.

Вдруг я почувствовал, что разваливаюсь на части. Началось с озноба, потом мой желудок захотел переварить миндалины. Увидев, что я промок до нитки, Пэттен бросил мне грубошерстную фуфайку и взмахом руки велел отправляться в дом. Я поднялся на парадное крыльцо, оставляя за собой лужи, и остановился, потому что не хотел портить Пэттену пол, но хозяин схватил меня под руку и затащил в свое жилище.

Спустя двадцать минут, облачившись в сухую одежду - наверное, хозяйскую, - я пытался остановить возвратно-поступательное движение своей челюсти, которая хлопала, как новая мухобойка. Если не считать Лорки, в доме, кроме Пэттена, никого больше не было. Лорка только что искупалась в озере и вошла в комнату в халате. Увидев жалкое существо, с которого текла вода, она принесла полотенце, ещё сладко пахнущее шампунем, и принялась стаскивать с меня мокрую одежду. Правда, это оказалось не так-то просто. Поскольку о жизни и смерти речь не шла, Лорка решила соблюсти приличия. Она попыталась растереть мои посиневшие стопы. Кожа у меня сделалась серой от грязи и холода. Пальцы рук и ног покрылись морщинками, по которым текла вода, плоть моя приобрела мертвенно-бледный оттенок. Я видел свое лицо в зеркале, но черты расплывались. Поскольку на голове у меня был сделанный из майки тюрбан, я изрядно смахивал на Гунгу Дина.

Лорка сварила кофе и укутала меня одеялом. Пэттен наблюдал за нами, будто режиссер.

- Разведи огонь, Лорка. Как самочувствие, приятель?

Я едва не выворотил себе зуб, попытавшись улыбнуться в знак того, что пошел на поправку. Лорка сложила березовые поленья, смяла позавчерашнюю газету и развела огонь напротив моей кушетки. Усевшись на другой её конец, Пэттен принялся разглядывать меня, будто горящий бикфордов шнур. Решив, что я уже успокоился и могу говорить, он засыпал меня вопросами.

- Что там стряслось?

Я покачал головой с таким видом, будто и сам ничего не знаю, и ответил, прихлебывая кофе и чувствуя головокружение:

- Лодка течет.

- Течет? Черт возьми, да она как решето. Что и кому ты хочешь доказать? - Он подался вперед, как спортивный судья, высматривающий нарушение правил. - Я должен знать, что творится на этом озере. В случай я не верю.