Наталья Андреева - Сто солнц в капле света

Когда окончательно стемнело и все улеглись спать, она потихоньку спустилась вниз и тайно вышла в сад.

Это была такая же теплая ночь, но в то же время и другая. Звезды все также теплились свечками, а луна победно сияла. И опять она дрожала, но на этот раз не от нетерпения. Надо ему отказать, но так, чтобы он не обиделся и не понял бы истинной причины. Незамужней девице невозможно признаться в преступной связи. И кому! Мужчине! Жениху! Значит, надо его обмануть. А ведь у него закладная на Иванцовку. Господи, как же все запуталось!

– Александрин! – услышала она. – Как я благодарен вам за то, что вы решились сюда прийти!

Все, на что решился он, это почтительно поцеловать ее руку. Хорошо, что в темноте не видно, как она покраснела. Ведь еще вчера, в этой же беседке…

– Как я могла не прийти? – вздохнула она.

– Вы получили мое письмо? Ах да, как глупо! Конечно, получили, раз вы здесь! Могу я надеяться?

– Батюшка вам отказал…

– И я не понимаю причины этого отказа! – в отчаянии сказал Владимир. – Это просто тупое упрямство! Он отчего-то вас ненавидит, и именно вас! Я поговорю с ним еще раз.

– Нет, нет! – поспешно сказала она.

– Вы что, знаете причину?

– Я знаю только, что родители никогда меня не любили. А причина… У меня четыре сестры, все они старше, и все – девицы.

– Но я ведь не гонюсь за приданым, – разгорячился Лежечев. – Напротив, я готов помочь вашему отцу деньгами.

– Я думаю, это безнадежно, – вздохнула она.

– Вы меня не любите? – догадался Владимир. Все-таки любящее сердце подсказало ему это. – Ах, вот в чем дело! Теперь я понимаю! Соболинский! И здесь он успел!

– Что вы такое говорите?

– Но он никогда на вас не женится! У Соболинского огромные долги, и он к тому же игрок. А у вас нет приданого, у ваших родителей нет состояния. Вы будете его игрушкой, его забавой, пока он не найдет себе другую. Я готов защитить вас, предложить свою руку, на которую вы сможете опереться.

– И тогда?

– Я вызову его на дуэль.

– Он вас убьет, – чуть не рассмеялась Шурочка. – Вы хотите, чтобы я так быстро осталась вдовой?

– Вы правы. Мерзавец отлично стреляет. А как только вы останетесь вдовой, он тут же объявится и разорит вас. Он вытянет из вас все, я его знаю! Тогда мы уедем. Сразу же после свадьбы. За границу, в Париж. У меня есть средства.

– А ваше имение? А воля отца? Который хотел бы, чтобы вы жили здесь?

– Мне небезразличны сейчас только ваши желания. Так что же?

– Я не могу сейчас, – сказала Шурочка жалобно. – Только не сейчас.

– Я понимаю. Он слишком близко, в нескольких верстах, и, быть может, завтра захочет увидеться с вами вновь. Я должен поехать к нему. Мы должны объясниться.

– Нет-нет. Он больше не приедет! – Шурочка чуть не расплакалась. – Мы никогда с ним больше не увидимся!

– Что?!! Вы его так любите?! Но за что?!! Это же самый бесчестный человек из всех, кого я когда-либо знал! Нет, я решительно не понимаю женщин! Или вы с ним уже…

– Между мною и Соболинским ничего не было и нет, – сказала она быстро.

– Вы клянетесь?

– Да.

– Тогда я могу надеяться?

– Только не тайно. Не тайно венчаться. Надо подождать, пока отец передумает.

– Но отчего же он должен передумать?

– Все изменится, Вольдемар, непременно изменится. Подождите до конца лета. Оно пройдет быстро, – грустно сказала Шурочка.

– Хорошо. Я подожду. В конце концов, вы правы: свадьбы играются осенью. Я никому не расскажу о том разговоре, который был вчера между мной и вашим отцом. Надеюсь, что и он будет благоразумен. Я дождусь, пока ситуация изменится, и приеду сюда вновь. С тем же предложением. А пока я подожду. И не дам хода делу.

– Какому делу? – испугалась она.

– Я же сказал: у меня закладная на ваше имение. Впрочем, вам об этом знать вовсе не обязательно. О наших делах с вашим отцом. Вас это не касается, Александрин, – и он еще раз почтительно поцеловал ее руку.

Ей вдруг стало его жалко. Все, что он делает, он делает из любви к ней. Добивается того, чего быть не может. Она уже все испортила. Ей никогда не быть его женой. Но может, он еще будет счастлив? С другой? И она тихо сказала:

– Я не понимаю, за что вы меня так любите. Я этого не стою.

– О! – с горячностью сказал он. – Вы себе цену не знаете! Как я мог бы быть счастлив! С вами, Александрин! Я долго жил в столице, я был гвардейским офицером. Вы знаете все это, должно быть. Так вот: я вам открою всю правду о себе. Я жил среди людей, у которых в душе нет никаких чувств, они словно мертвые, и в конце концов я разочаровался в жизни. Оставил столицу и службу без сожаления, мне было все равно. Деревня так деревня. Я и не мог надеяться на сильные чувства, которые никогда еще не испытывал, но втайне мечтал испытать. Если бы вы знали, как скучно жить в столице! Все одно и то же, изо дня в день. Карты, сплетни, все об одном и том же, вокруг одни и те же лица… Восковая красота женщин, пустые глаза мужчин. Даже дуэли – и те от скуки, потому что поводом для них служит всякая ерунда! Об этом даже и говорить смешно! Ничтожные эпиграммы, низкие женщины, которым тоже нечем развлечься. Пустота. Что такое жизнь офицера? До обеда муштра, вечером карты и пунш, или ужин у кого– нибудь из товарищей. Ухаживание за дамами, опять же со скуки, а не из сильного чувства. Потом такая же пустая и пошлая связь. Сплетни, любовные записочки, тайные встречи, через короткое время неприятные обоим, и, наконец, разрыв. И как итог – женитьба на девице, которая со временем превратится в одну из тех безнравственных особ, которых раньше ты оставлял без всякого сожаления.

– Но откуда вы знаете, что я не буду такой? – невольно вздрогнула Шурочка.

– Вы? О нет! Ваша искренность поражает. И ваша жажда жизни. Вы дышите полной грудью, искренне любите, также искренне ненавидите. Вы не похожи ни на одну из тех женщин, которых я когда-либо знал. Вы скорее погибнете, чем опошлитесь. Вы не потерпите той жизни, которую ведут все, а вместе с вами и я стану другим.

– Не знаю. Все что вы говорите, так странно… Мы все здесь мечтаем о столице. Нам кажется, что там живут какие-то особенные люди. Лучшие люди… Отец в ближайшее время захочет с вами примириться. Он давеча сказал, что погорячился. У Федосьи Ивановны Соболинской именины в это воскресенье. Приезжайте, и, быть может, все и решится. Я буду там.

Он снова стал горячо целовать Шурочкину руку:

– Непременно. Я буду непременно. Я могу вам писать?

– Да. Можете. – Ей уже хотелось уйти.

– А вы мне? Вы могли бы мне написать?

– Я попробую. Прощайте. Мне надо бежать!

– Александрин!

Она вырвала свою руку и побежала по тропинке к дому. Больше никаких тайных свиданий! Довольно с нее! Когда Шурочка на цыпочках кралась к себе в комнату, одна из дверей приоткрылась. Огонек свечи давал тусклый колеблющийся свет.