Валерия Вербинина - Похититель звезд

Гийоме заверил его, что никто пока не уезжает, и даже если хоть один из пациентов освободит апартаменты, имеется уже стопка писем от больных, которые мечтают лишь об одном – попасть в санаторий. В общем, пока все по-прежнему.

– За исключением того, – добавил он, – что Уилмингтон всерьез решил жениться на мадемуазель Левассер.

– Вы с ним говорили? – спросил Шатогерен.

– Говорил, но он ничего не хочет слушать.

В дверь постучали. Вошел Анри и доложил, что в санаторий явился посетитель, который хочет видеть госпожу баронессу Корф. Шатогерен удивленно вздернул брови.

– Посетитель, о котором она не предупредила? Что-то на нее не похоже.

– Что за посетитель, Анри? – с неудовольствием осведомился Гийоме.

– Мужчина представился как барон Селени и сказал: если госпожа баронесса занята, он будет ждать, пока она не примет его.

Судя по всему, неведомый барон Селени был хорошо осведомлен о порядках, царивших в санатории.

Доктора переглянулись, и Гийоме пожал плечами.

– Хорошо, Анри. Пойди к мадам Корф и передай: если баронесса и в самом деле не занята, она может принять посетителя.

А мадам Корф была как раз в это время чрезвычайно занята. Стоя в саду с небольшим, но зато весьма удобным зеркалом, она, делая вид, что рассматривает свое отражение, следила за Эдит Лоуренс, находившейся в своей комнате на первом этаже.

Несколько минут назад доктор Севенн принес Эдит градусник, чтобы она измерила температуру, но Филиппу пришлось отвлечься на бывшего дипломата, который уверял, что слишком много съел за обедом, и англичанка осталась одна. Последующие ее действия нельзя было назвать иначе чем странными. Она с отвращением поглядела на градусник и опустила его в чашку горячего чая, которая стояла перед ней на столе. Подержав градусник несколько секунд, она вытащила его, тщательно вытерла платком и с видом мученицы положила на стол. Едва доктор Севенн вернулся, она приложила руку ко лбу, несколько раз кашлянула и стала жаловаться на то, что нехорошо себя чувствует…

– Госпожа баронесса!

Натали Емельянова, которая делала наброски, сидя под деревом, видела, как к столичной вертихвостке (так молодая художница называла про себя мадам Корф), которая не желала расставаться с зеркалом, подошел Анри и сказал ей что-то вполголоса. Судя по ее лицу, вертихвостка сильно удивилась, но все же спрятала зеркало и последовала за слугой.

– А, Наталья Сергеевна! Все рисуете?

Художница вспыхнула и обернулась. Перед ней стоял Нередин, одетый по-летнему во все светлое, и девушка невольно подумала, до чего же поэт похож на ангела.

– Алексей Иванович… – пролепетала она, – я так тронута… такая честь… ваши стихи… – Она стиснула руки и с мольбой поглядела на него. – Если бы вы только согласились мне позировать!

Алексей Иванович окинул взглядом сад, подумал, что баронесса, наверное, куда-то ушла, и милостиво согласился сесть напротив Натали, чтобы она могла набросать его портрет. Не веря своему счастью, Натали поспешно перелистнула страницу в альбоме и от волнения сломала карандаш. Поэт устроился в «позу», закинул ногу на ногу (как он никогда не сидел в жизни) и даже согласился взять на руки кошку, чтобы внести разнообразие в портретную живопись.

А баронесса тем временем переступила через порог библиотеки. При ее появлении гость поднялся с кресла. Амалия обернулась к своему спутнику, и Анри вышел, затворив дверь. Как хорошо вышколенный слуга, он тотчас же удалился, и совершенно зря. Потому что любой, кто остался бы подслушать разговор баронессы с незнакомцем, узнал бы весьма любопытные вещи.

– Должна сознаться, я не имею чести знать вас, сударь, – проговорила баронесса, испытующе глядя на незнакомца.

Это был блондин лет пятидесяти, седоватый, уверенный в себе, с небольшими бакенбардами и пронизывающим взором умных светлых глаз. И хотя держался гость поистине безупречно, Амалия поймала себя на том, что он не внушает ей совершенно никакого доверия. Баронесса привыкла полагаться на интуицию, потому что знала, как легко обмануть любой, даже недюжинный разум, и на сей раз интуиция сказала ей: неожиданный посетитель неприятен, имеет что-то против нее и даже, может быть, по-настоящему опасен. Отметив вышеперечисленное, она не стала задерживаться на собственных ощущениях, а с очаровательной улыбкой ждала ответа.

– Тогда я исправлю оплошность, – промолвил господин, кланяясь. – Барон Селени, Юлиус Селени. А вы, стало быть, несравненная баронесса Корф.

Он говорил по-французски чуть правильнее и тверже, чем говорят настоящие французы, однако слово «несравненная» в его устах прозвучало иронично, что Амалии не понравилось. Она не любила дерзостей и не давала спуску тем, кто имел намерение ее унизить.

– Тем не менее несравненной баронессе ваше имя ни о чем не говорит, – мягко промолвила она, и глаза ее сверкнули золотом.

Барон сухо улыбнулся и положил на стол визитную карточку. Но Амалия не сделала даже движения, чтобы подойти и взять ее.

– Селени – знатная венгерская семья, – пояснил он. – И я отказываюсь верить, что вы никогда не слышали о ней. Тем более что у нас с вами могли быть общие интересы, госпожа баронесса. По роду деятельности, так сказать.

Мужчина говорил неторопливо, но с каждой фразой тон его становился все более и более вкрадчивым. И Амалию не покидала мысль, что он все время настойчиво прощупывает ее, прикидывает, с какой стороны к ней подступиться, – возможно, чтобы неожиданно атаковать, ошеломить и сбить с толку. После намека на род деятельности ничего другого баронесса и не ждала, ибо ее работой в совсем недавнем прошлом было то, что в современных терминах именуется разведкой и контрразведкой (в благословенном девятнадцатом веке разделение их было не таким четким, как сейчас).

– Я рад, что вы согласились принять меня, госпожа баронесса, – продолжал барон Юлиус. – Значит, нам удастся прийти к соглашению. По крайней мере, я на это надеюсь.

И ласково поглядел на Амалию, которая держала на лице улыбку, но ничего не говорила. В сущности, сказать ей было нечего, потому что она понятия не имела, о чем вообще идет речь. У нее только была догадка, что визит к ней венгерского барона может быть как-то связан с событиями в санатории, – и, как оказалось, молодая женщина не ошиблась.

– Скажите, госпожа баронесса, – гость подался вперед, и его глаза сузились, – мои надежды не напрасны?

– Смотря на что, сударь, – ответила Амалия, ничуть не погрешив против истины, ибо, как известно, надежды надеждам рознь. – Хотя после того, как ваши люди обыскали мой номер…

Это был смелый шаг, но он полностью оправдал себя. Барон Селени театрально вздохнул.