Сергей Костин - РАМ-РАМ

Мы сообщили Барат Сыркару, что решили вернуться в Джайпур. Наш отъезд оттуда был стремительным, и мы ничего толком не успели посмотреть. А вчера наши соседи за ужином рассказали нам так много интересного! Мы не могли уехать из Индии, не попытавшись попасть все же в закрытый для посещений Водный дворец и не заглянув в храм Ханумана в Галте.

— Я же говорил вам, — торжествующе воскликнул наш водитель. — Галта! Что может быть лучше? А вы не хотели задержаться!

— Маша тогда была напугана, — напомнил я. — Но ведь Хануман нас без этого не выпустит из Индии?

— Конечно, нет! Я рад, я рад, — повторял Барат Сыркар. — Сегодня воскресенье? Завтра мы там, а вторник — день Ханумана. Я по вторникам пощусь. Тогда вечером мы поедем в Галту, покормим обезьян бананами, и там я буду разговляться. Я рад!

За окном снова медленно, как из окна дилижанса, потекла Индия, надолго стискивающая нашу машину в деревнях. Что ни говори, удивительно, как мы все похожи и непохожи.

Вот в маленьком городке, где из-за буйволов и грузовиков не разъехаться, путь нам перегородил мальчик с велосипедом. Он все равно не едет, мог бы и посторониться, но он занят: ковыряет в носу.

Вот из дверей своей хибары выходит пожилая женщина. В руках у нее большая куча мусора: каких-то бумажек, палочек, просто грязи. Она прижимает мусор к себе, чтобы не рассыпать, старается. Однако, едва переступив порог, разжимает руки. Весь мусор падает прямо перед входом, хотя уже и не в доме. Молодец, справилась! Лицо безмятежное, отрешенное.

Но вот Барат Сыркар переводит нам надпись на грузовике: «Рука моей матери всегда у меня на голове», то есть хранит меня. В Америке, да и в Европе масса всяких надписей на машинах — остроумных и не очень. Но такую не встретишь!

Маша в хорошем настроении. Хочет остановиться где-нибудь попить чаю. Барат Сыркар, помня ее отвращение к так называемым дабам, то есть придорожным закусочным, с сомнением качает головой. Дорога не самая туристическая, где тут найдешь приличную гостиницу. Но Маша радостно тычет пальцем как раз в обычную забегаловку, к которой мы приближаемся:

— Вон симпатичнейшее место!

А в маленьком карманчике джинсов мне грел сердце брелок с фигуркой танцующего Шивы.

Мы ехали так несколько часов, пока впереди не показался знакомый нам лесной массив.

— Я позавчера рассказывал вам про Нирбая Гурджара, а опасность подкралась к нам совсем с другой стороны, — с хитрой улыбкой произносит Барат Сыркар.

— Про кого, про кого? — не расслышала Маша.

— Уже забыли? Про Нирбая Гурджара, с которым я знаком, — напомнил наш водитель. — Ну, вы еще назвали его Робин Гудом!

Я вспомнил: лесные братья, грабящие богатых на большой дороге и раздающие добычу беднякам округи. Местный фольклор — ерунда по сравнению с сикхами-дальнобойщиками и прославленными гуру!

А потом случилось вот что. На дорогу выскочил мангуст. Это было уже не в первый раз — в Индии мангустов, как в России зайцев. Чтобы не задавить его, Барат Сыркар прижался влево и чиркнул левыми колесами по обочине. Раздался хлопок, характерное хлюпанье лопнувшей шины, и машина запрыгала, как по кочкам.

— Приехали! — сказала Маша.

Домкрат в машине был, но запаски — нет. То есть формально она в наличии имелась, но спущенная. Компрессора не было, насоса тоже. Барат Сыркар довольно ловко снял проколотое колесо, но заменить его было нечем.

Самое простое было попросить у кого-то насос, накачать запаску и попробовать добраться до ближайшей деревни. Наш водитель встал на одну обочину, я перешел дорогу, чтобы ловить машины, едущие навстречу. Плохая молва этих мест подтвердилась очень скоро.

Машины проскакивали мимо нас, как мимо горящей цистерны. Наша Tata, зависшая на домкрате, была хорошо видна, ситуация была понятна с первого взгляда. Однако реакция у всех водителей была примерно одинаковая. Вот слышится гул, за поворотом появляется очередная легковушка. Люди в ней чуть замедляют ход, оценивая обстановку, потом видят нас с Барат Сыркаром по обе стороны дороги и немедленно жмут на газ.

Ко мне присоединилась Маша, но и это не помогло. Мы махали так руками уже минут двадцать, прежде чем с заунывным скрипом тормозов позади

Tata пристроился грузовик. После оживленных переговоров Барат Сыркар сделал нам знак, и мы присоединились к нему.

Повторяя «Рам-Рам» и «Намастэ» мы с Машей поздоровались с каждым из трех спасителей: сначала по-индийски, сложив руки перед грудью, потом по-европейски — за руку. Это были, судя по лицам, люди темные, но дружелюбные.

— Насоса у них тоже нет. Но они готовы отвезти кого-то из нас в деревню, чтобы починить колесо, — обобщил ситуацию Барат Сыркар. — Поезжайте вы!

Тогда я должен описать грузовик. Он был с обычным кузовом, но доверху заполненным огромными коричневыми тюками с хлопком. Доверху — это мягко сказано! Тюки громоздились в несколько рядов поверх кузова, заползали на кабину и свисали со всех бортов. А в кабине, напоминаю, ехало три человека.

— Да здесь и одного-то человека некуда посадить, — возразил я.

Наш водитель и дальнобойщики снова затарахтели.

— Они готовы потесниться, и еще один человек в кабину влезет, — сообщил Барат Сыркар. — А колесо можно привязать веревками к заднему борту.

Мы с Машей переглянулись.

— Ну, так вы и поезжайте, — сказал я ему. — Только возьмите оба колеса на всякий случай — вдруг запаску реанимировать не удастся!

— А как же вы?

Несмотря на вопрос, Барат Сыркар явно почувствовал облегчение: оставлять на дороге машину без присмотра ему явно не хотелось.

— А мы вас подождем. Да, Маша?

— А что, есть варианты? — последовал короткий ответ-вопрос.

— Днем здесь безопасно, — поспешил успокоить нас Барат Сыркар.

— Да, мы видели это по реакции других водителей, — по-русски прокомментировала для меня Маша.

— Что она говорит?

— Мы покараулим машину. Только не задерживайтесь! — ответил я. Минут через десять проколотое колесо и запаска были приторочены к

грузовику, Барат Сыркар втиснулся четвертым на сидение кабины и осторожно, чтобы не раздробить себе тазовую кость, захлопнул за собой дверь. Попыхивая, как паровоз, облачками сажи из направленной вверх выхлопной трубы, грузовик вырулил на асфальт и скоро скрылся.

Мы перепрыгнули через канавку и вступили в тень деревьев. Это были акации, тропическая разновидность — с очень мелкими листочками и длинными зелеными и желтыми бобами, свисающими отовсюду. Поваленных стволов не было, и мы сели прямо в невысокую траву. Проезжающие изредка машины притормаживали при виде стоящей на обочине Tata, потом замечали нас и поспешно прибавляли хода.

— Здесь есть змеи? — вдруг спросила Маша.