Ирина Дягилева - Змея на груди

– Я здесь не останусь. Мне было велено охранять только вас, – заупрямился здоровяк.

– Ну и катись тогда отсюда к чертовой бабушке! – со злостью выкрикнула Пульхерия. – Тем более что все это уже не имеет никакого значения. Я знаю, кто убийца…

Когда Пульхерия открыла дверцу машины, собираясь сесть за руль, Штыкин мягко, но решительно взял у нее из рук ключи:

– Вы позволите?

Она молча уступила ему место за рулем и села рядом. Водителем он оказался превосходным: спокойным, невозмутимым. С ним было надежно.

– Игорь Петрович, вы ведь Всеволода Вениаминовича Вольского знаете давно, как вы с ним познакомились?

– Благодаря его стараниям я сменил место службы и из ГАИ перешел в прокуратуру.

– Крутой вираж, ничего не скажешь.

– Это он на вираже въехал в грузовик. В той аварии погибла его жена. Я усомнился в том, что за рулем был его шофер, и высказал предположение, что он сам вел машину, но шофер и его сын меня не поддержали. Вернее, сын промолчал, а шофер клятвенно уверял всех, что за рулем был именно он. Я попробовал надавить, в итоге выдавили меня. Из Москвы пришлось уехать. Я, конечно, не пропал, но семью потерял. Жена сказала, что лучше она будет последней в Москве, чем первой в той дыре. Взяла дочь и вернулась к своим родителям.

– А вы?

– А я остался. Кто знает, может, было бы лучше бросить к черту эту работу в милиции – сохранил бы семью. Но гордость не позволила мне пойти у жены на поводу. А теперь я вижусь с дочкой раз в месяц, чаще работа не позволяет, и жалуюсь вам на мою судьбу.

– Жалуетесь? – улыбнулась Пульхерия. – Что-то я не заметила…

– Теперь можно мне вас спросить?

Пульхерия кивнула.

– Мне вы скажете, кто убийца? – Игорь Петрович спрятал лукавую улыбку в пшеничных усах, догадываясь, какой получит ответ.

– Птицу видно по полету, – громко рассмеялась она. – Решили, что усыпили мою бдительность, и тут же приступили к делу? А вот не скажу. Пока. Сначала мне надо поговорить с Мякишевым. Одно могу вам обещать точно: среди зрителей вы будете в первом ряду.

– Да я так, на всякий случай спросил, честно говоря, на иной ответ я и не рассчитывал. Кстати, Пульхерия Афанасьевна, забыл вам сказать: Кузьма Ребров сегодня утром скончался, так и не приходя в сознание. Я столько лет работаю в прокуратуре, но так и не смог понять, почему Бог забирает таких молодых и красивых?

– Разве ответы на такие вопросы можно найти в прокуратуре? – удивилась Пульхерия.

– Тогда где? В церкви? Вы-то сами знаете ответ?

– Вероятно, для того чтобы все остальные помнили, что мы здесь всего лишь гости… Впрочем, это не ответ на ваш вопрос. Да здесь понимание не является главным, иногда нужна просто вера в то непостижимое, что люди называют Богом, Аллахом, Всевышним, и ничего больше.

С интересом рассматривая крупную фигуру коренастого парня, Пульхерия подумала, что он выглядит скорее сердитым, чем напуганным.

– Проходи, не стесняйся, – подтолкнул его в спину Василий Карлович и указал на свободный стул возле стола, – присаживайся.

Парень словно нехотя вошел и сердито посмотрел на следователя, который закрыл за ним дверь.

– Я что, арестован? – спросил он вызывающим тоном человека, желающего показать ментам, что он уверен в себе и ничего не боится. – Мне никто ничего не желает объяснять, просто пришли, показали документы и велели пройти с ними. Я плохо разбираюсь в законах, но что я такого сделал? Меня арестовали или что?

Штыкину не понравился его вызывающий тон.

– Через десять минут решим, что с тобой делать, – холодно пообещал он, – а пока присаживайся.

Парень открыл рот, вновь собираясь возразить, но так ничего и не сказал. Следователь с пышными пшеничными усами был спокоен и сдержан, однако было в его облике что-то такое, что заставляло воздержаться от необдуманных поступков.

Рома Мякишев прошел к столу и сел, всем своим видом подчеркивая презрение к находящимся в комнате. Штыкин встал перед ним, глядя на парня сверху вниз.

– Мы собираемся задать тебе несколько вопросов и очень хотим, чтобы ты на них ответил честно. Тебе понятно?

– Вопросы? О чем вы хотите меня спросить? – Рома попытался прикинуться озадаченным. – Да объясните же мне, наконец, что все это значит?

– Сейчас тебе станет все ясно, – пообещал ему Штыкин. – Первый вопрос: ты знаешь Вячеслава Вольского?

– Да.

Парень ответил не задумываясь. Казалось, у него мелькнула какая-то мысль.

– Вы же не думаете, что это я…

– Ты знаешь, как он умер?

– Я слышал, что его убили.

– От кого?

– Я сам не видел, но говорят, что об этом было сообщение в криминальных новостях. Вы что? Думаете, что я его…

– Его задушили, – уточнил Штыкин. – Кто-то задушил его безжалостно и жестоко, словно цыпленка. Знаешь, где его убили?

Этого в новостях не было. Игорь Петрович знал это совершенно точно. Он сам лично разговаривал с журналистами.

– Где? – нахмурился Мякишев.

– Здесь вопросы задаю я.

Парень облизнул пересохшие губы, опустил глаза в пол, словно пытался что-то вспомнить, и тут же их поднял, опасаясь, что его поведение будет неправильно истолковано.

– Нет…

Пульхерия заметила, что следователи между собой переглянулись: парень им солгал. Лицо Штыкина оставалось непроницаемым.

– Сколько вас было?

– Где?

– Не где, а сколько вас участвовало в шантаже?

– Я не знаю, о чем вы.

– Прекрасно знаешь. Я говорю о вымогательстве, в котором вы все принимали участие: и Вячеслав Вольский, и Оксана Шпак, и другие.

– Я ни в чем не участвовал. Ничего не знаю, – упрямо стоял на своем Мякишев.

– Рома, у кого из вас был очень дорогой серебристо-серый спортивный автомобиль? – спросила Пульхерия.

– Не знаю я никакого… – Мякишев запнулся: лгать было бессмысленно, ведь не было ничего преступного в том, что он знает кого-то, у кого есть такой автомобиль. – Я знаю только одного. У нас в университете учится.

– Как его зовут?

– Ребров. Кузя… Кузьма Ребров, – Мякишев храбро взглянул в глаза Пульхерии, на Штыкина он старался не смотреть. – А что?

– Он учится с тобой вместе?

– Нет.

– На каком он факультете?

– Юридическом. Он на предпоследнем курсе. А что?

– Ты даже знаешь, на каком он курсе, – усмехнулся Штыкин.

– Чему вы удивляетесь? – пожал плечами Рома. – У него одного такая классная тачка. А что?

– А то… Он погиб. А его классная тачка теперь просто груда металлолома, – жестко сообщил Штыкин. – Ты это знал?

Рома Мякишев побледнел, часто задышал и закрыл глаза. Пульхерия увидела, как сильно сжал он свои огромные кулаки, от чего костяшки его пальцев побелели.