Диля Еникеева - Маленькие женские хитрости

- Валерий Петрович, что вы обычно говорите своим пациенткам перед началом операции? - Ее речь была невнятной, но хирург все расслышал и ответил:

- Слова Гагарина в космосе: "Ну, поехали!"

- Ну, поехали! - сказала Алла, закрывая глаза.

- Любовь Васильевна, что же вы опять ввели в заблуждение следствие? упрекнул её следователь во время очередного допроса.

Серафима все ещё болела, и Люба приходила одна.

- А чего?

- Любовница вашего покойного мужа Нора Гонтарь сказала, что вы тот вечер провели вместе с ней в кафе "Оазис". Оперативник поговорили с официантом, тот подтвердил.

Женщина отвернулась и ничего не ответила.

- Почему вы заявили, будто весь тот вечер были дома, и упорно стояли на своем, хотя свидетели опровергали ваши слова, а потом упомянули о каком-то женском клубе, отказавшись назвать его адрес? Из-за этого оперативники потратили немало времени на проверку и поиск свидетелей. По сути вы нормальной работе следствия, отвлекая наши силы на лишнюю работу.

Люба по-прежнему молчала, не глядя на него.

"Она так ненавидит разлучницу, что готова подставить её ценой собственного алиби!" - наконец догадался Геннадий Молчанов.

Желая уточнить свое предположение, он сказал:

- Официант сообщил, что вы ужинали, пили кофе и мирно беседовали.

- Хорошо ей - денег куры не клюют. Пришла вся расфуфыренная, напоказ! - взорвалась допрашиваемая. - И машина у неё дорогая. А я еле концы с концами свожу!

- Но Гонтарь сказала, что согласилась на вашу просьбу поговорить с Воропаевым и увеличить сумму ежемесячного содержания.

- Ага, кинула крохи! А самой все досталось, что я вот этими руками заработала!

Люба вытянула вперед руки и для наглядности потрясла ими перед лицом следователя. От неожиданности тот даже отпрянул.

Мотивы, которыми руководствовалась бывшая жена покойного, скрыв факт встречи с любовницей Воропаева, ему стали понятны. Геннадий Павлович предложил ей подписать протокол и попрощался.

Первое, что Алла почувствовала, - боль, озноб и тошноту. Открыв глаза, она обвела ещё мутным взглядом белые стены, потолок, дверь и увидела сидящего рядом Жеку.

- Тошнит, - пожаловалась она.

Он быстро вскочил, повернул её голову набок, и Алла долго и мучительно сотрясалась в спазмах. Желудок был пуст, спазматические сокращения причиняли ужасную боль, казалось, что внизу живота сейчас что-то лопнет, хотелось подержаться за послеоперационный шов, но к её правой руке была подключена капельница, а левая - в повязке и неподвижна. От желчи во рту стало горько, горло сильно саднило, как всегда после интубации, а в целом состояние было таким, которое обычно характеризуется короткой, но емкой фразой: "Жить не хочется..."

- Лучше бы я вчера застрелилась, - прохрипела она. - Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли... - Даже эти два предложения её утомили, сил не было совершенно, и Алла закрыла глаза.

Женя быстро сбегал на пост медсестры, что-то принес и попросил:

- Алка, открой рот, пожалуйста.

Она покорно открыла рот. Подняв её язык к небу, он накапал чего-то очень горького и противного, и Алла закашлялась. От кашля опять стало страшно больно внизу живота, она глухо стонала сквозь зубы, не переставая кашлять и сотрясаясь всем телом.

- Уже не тошнит? - спросил Женя через некоторое время.

Открыв глаза, любимая женщина посмотрела на него без любви и ответила:

- Меня от всего тошнит. От этого чертового наркоза. От тебя. От себя. От жизни. Уйди, Жека. Никого не хочу видеть.

- Не уйду.

- Пошел к черту! - Голос её был ещё слаб, и выразительного ругательства не получилось. - Втравил меня в блудняк, хирург херов! Лучше бы я подохла своей смертью, чем попасть к вам в лапы, потрошители гребанные!

От того, что она лежит, беспомощная, страдающая и ругается, Женя невольно улыбнулся. Пусть ругается. Главное, что операция закончилась. Пусть и не без проблем, но все уже позади.

- Сейчас я сделаю тебе промедол и снотворное по вене. Сразу забалдеешь и заснешь.

Он снова сбегал на пост, принес два наполненных шприца и ввел лекарства в трубку капельницы, а Алла, лежа с закрытыми глазами, думала:

"Олег тоже после операции колол меня, сидел рядом... - Уже чувствуя, что наркотик подействовал, во всем теле появилась легкость, боль ушла, она мысленно произнесла: - Остохренели мне эти проклятые операции и эти проклятые хирурги..."

Алла проснулась уже в другом состоянии. Боли она не чувствовала, тошноты тоже. Правда, немного кружилась голова и все ещё саднило в горле, но по сравнению с тем, что было, это уже пустяки.

Перекатив голову, она увидела сидящего рядом Олега. Жека подпирал стену, скрестив руки на груди. Увидев, что Алла открыла глаза, оба сразу встрепенулись.

- Вы сидите на единственном стуле посменно, что ли? - хриплым со сна голосом спросила она.

- Ага, - подтвердил Женя, отклеившись от стены и приближаясь к кровати. - Как себя самочуешь, Алка?

- Примерно так, как мужик в очереди на принудительную кастрацию.

Открыла дверь, и стремительно вошел профессор Ермаков, аж полы распахнутого халата развевались.

- Как дела, моя красавица?

- Сплясать не обещаю.

- Сегодня я не настаиваю, но завтра мы с вами непременно совершим несколько па в стиле танцев Дома отдыха ветеранов труда.

- Завтра? - удивленно переспросила пациентка. Она еле живая - какие ещё танцы?!

- Непременно, - жизнерадостно заверил профессор. - Своим пациенткам мы залеживаться не позволяем. Ровно через сутки после операции, будь добра, голубушка, подъем! А на третий день мои девочки, даже почти пенсионного возраста, шустро бегают по отделению. Многих выписываем уже через неделю. Вот так-то, моя милая, - улыбнулся он, сверкнув такими же белоснежными, как у сына, зубами. - Лечим ускоренными методами. Но - качественно! Фирма гарантирует: осложнения исключены.

Алла улыбнулась в ответ:

- Я не против выписаться через неделю. Терпеть не могу больницы.

- А кто-то, между прочим, говорил: "Я вас обожаю, профессор Ермаков", - с мнимо обиженной миной напомнил Валерий Петрович.

- Могу ещё раз повторить: "Я вас обожаю, профессор Ермаков!" - с экспрессией произнесла благодарная пациентка.

- В таком случае мне придется выполнить свое обещание. - Наклонившись, он поцеловал её в щеку, потом выпрямился и подмигнул. - Хорошенькую женщину можно целовать бесконечно, и ни разу не попадешь в одно и то же место, потому что она везде красивая.

- Что с моей опухолью, Валерий Петрович?

- Я же говорил: "Как скажете, так и будет". Все как вы заказывали. Желание пациентки - для меня закон. Лежит ваша бяка в морозилке, могу дать распоряжение принести - сами на неё глянете. Там только эта "маленькая штучка" и больше ничего. Так что данный природой комплект органов при вас, моя лапушка.