Владимир Рыбин - Золотой капкан

Все было точно так же, как в прошлый раз. Они с Красюком долго сидели возле конторы. И ворона точно так же орала на столбе. И Дубов выглядывал из двери без фуражки, чесал встрепанную голову и спрашивал, знают ли они дорогу к новой командировке.

— Послать-то с вами некого, — в точности как тогда, сказал он. — Ну да сами доберетесь. Теперь я вам верю.

Он обернулся, достал фуражку, сдул с нее пыль и так, с фуражкой в руке, вышел на крыльцо.

— Возьмете носилки, соберете на них все, что в лесу бросили, и вперед, на новую лесосеку. Там останетесь.

Сизов с Красюком переглянулись, не двигаясь с места.

— Что вам не ясно? — повысил голос Дубов. — Ты старший, — ткнул он пальцем в сторону Красюка. — Гляди за своим напарником, ты мне за этого старика головой отвечаешь.

— Какой он старик? — удивился Красюк.

— Поговори у меня!..

Дубов еще постоял, поглядел, как арестанты нехотя поднимались, брались за носилки, и крикнул вольному, дежурившему у ворот заместо часового:

— Выпусти их, пускай идут.

Дежурный стоял незнамо зачем: сплошного проволочного забора с вышками по углам, как в настоящих лагерях, тут не было, и дыр, через которые можно уйти, хватало. Но прав был Дуб: только самоубийца мог бежать в эти леса, которым ни конца, ни края. Такого здесь не случалось еще и потому, что все подопечные Дубова имели плевые сроки, и бежать было — себе дороже.

Ворона, сидевшая на столбе, опять орала во всю глотку и Красюк опять материл ее: не накаркала бы, сволочь!

Сизов молчал. Шел и думал о том, что все получалось по Плонскому. Ему, впрочем, разыграть эту комедию вместе с Дубовым ничего не стоило. Даже узнать о том, что Красюк собрался бежать, было нетрудно: парень верняком сболтнул кому-то о своем намерении, а стукачей среди арестантов всегда хватало. Вот если Красюк начнет сманивать Сизова золотишком, тогда придется признать, что Плонский — поистине гений: так все предусмотреть рядовому служителю Фемиды не под силу.

Все было как в прошлый раз. Так же верещали сойки, кричали ореховки, барабанили дятлы. И лес стоял застывший в безветрии, словно ждал чего-то. Казалось, что и медведь появится из кустов. Но возле сваленной в кучу проволоки хлопотал только полосатый бурундук, который, завидев людей, мгновенно исчез.

— Все, передых! — заявил Красюк и повалился на землю. Полежал, глядя в небо и выдал: — Дальше не пойду.

— Что, так и будешь лежать?

— У меня своя дорога.

Сизов молчал, вспоминая прозорливца Плонского.

— Чего молчишь?

— Думаю.

— Как меня сдать?

— Дурак ты, Юрка. Бежать собрался? Так пропадешь ведь.

— Я бывал в тайге. Даже и один. Не пропал.

— Сидел на одном месте. Да еще с оружием. Ждал, когда тебя спасут.

— Ты откуда знаешь?

— Сам же трепался.

— Я тебе этого не говорил.

— Другим рассказывал. Хвастался, как сидел на золоте. Знал, что тебя обязательно будут искать.

— Все равно. Раненый был. И жратвы никакой. А не помер.

— Теперь, как я понимаю, ты собираешься не сидеть на месте, а идти по тайге. Это, скажу тебе, не одно и то же. Пропадешь.

— А если с тобой? — спросил Красюк. В точности так же спросил, как вчера заместитель прокурора. Даже интонация похожа.

Сизов засмеялся.

— Чего регочешь?

— Вспомнилось кое-что.

— Так идешь со мной?

— В бега? Не резон. У меня срок небольшой.

— Слушай, Мухомор! — Красюк, все это время рассуждавший лежа, не отрывая глаз от скользивших в небе стрижей, вдруг резко вскочил. Здоровенный, навис над Сизовым, сидевшим на земле. — Ты же умный мужик, чего придуриваешься? Понимаешь ведь: если зову, значит, не задаром.

— Опять про свои воровские шмотки?

— Сколько тебе говорить: не вор я! Было в молодости, баловался. Потом завязал. Никто и не знает об этом. Даже в охране работал. Золото возить доверяли.

— За которое ты и сел.

— Дурак был.

— А я что говорю? — засмеялся Сизов.

— Не цепляйся. Самородок я нашел. Думал, повезло, а он оказался из тех, что разбросало при аварии. Ну и сам понимаешь…

— Слышал. Вертолет разбился, все погибли, и ты один героически отражал нападения медведей, которые хотели то золото украсть.

— Больно много ты знаешь! — опять насторожился Красюк.

— Так ведь в газетах писали. И самому трепаться надо было меньше.

— Я ж не помню…

— Ты не помнишь, а люди запомнили. Речь-то не о дровах — о золоте… Ну, ладно, хватит языки чесать. — Сизов тоже поднялся. — Давай грузи на носилки да пойдем.

— Погоди. Там, где вертолет грохнулся, золотишко осталось, не все тогда нашли.

— Припрятал, значит?

— Неважно.

— Очень даже важно. Искать разбросанное — все равно, что старателем работать. Вдруг там ничего нет?

— Есть. Я знаю.

— Много?

— Все наше. Если через тайгу проведешь, разделим по-честному.

— Пополам?

— А, черт с тобой, пускай пополам. По десять кило, хватит обоим.

Сизов помолчал, делая вид, что раздумывает над предложением, потом поднял топор, сунул себе за пояс, а веревку бросил Красюку.

— Возьмем, пригодится.

Они нырнули в гущину подлеска, долго продирались сквозь кусты, перелезали через поваленные деревья, высоко задирая ноги в ломком сухом буреломе. Наконец вышли на звериную тропу, и Сизов двинулся по ней.

— Куда? — спросил Красюк. Пот лил с него ручьем. На щеке, от носа до уха, темнела широкая царапина.

— При беготне наобум можно остаться без глаз. По тропе легче идти.

Вокруг буйствовала таежная растительность. Повсюду стояли папоротники, огромные и совсем крохотные, взбиравшиеся на стволы и свисавшие с них гирляндами вместе с длинными бородами лишайников и петлями лиан. На прогалинах папоротники исчезали, зато появлялась масса цветов — розовая герань, белые недотроги, бледно-сиреневая валерьяна. Местами зонты цветов поднимались выше головы, и сочные стебли этих гигантов напоминали стволы молодых деревьев. Со склонов сопок, где лес был пореже, открывались другие склоны, пурпурно-фиолетовые от цветущих рододендронов. На открытых местах воздух гудел от оводов, и, спасаясь от них, приходилось снова нырять в чащобу.

Потом лес кончился, и они увидели перед собой болотистую равнину, поросшую редкими соснами и елями. Местами поблескивали мелкие озерца. На опушке тропу потеряли и пошли прямиком через осоку, рассчитывая найти другую тропу. Под ногами при каждом шаге выступала черная вода, медленно заполняла вмятины следов.

— Все, отдыхаем, — сказал Красюк, садясь на зыбкую кочку.

— Встань! — зычно заорал Сизов.

Красюк вскочил от неожиданности.

— Под такими кочками гадюки живут.

Сизов подошел к кочке, принялся шуровать под ней длинным суком. И почти сразу в траве мелькнула серая блестящая кожа. Змея куснула палку, застыла в настороженной позе.