Елена Арсеньева - Клеймо красоты

Желание хвастливо ляпнуть что-нибудь разудалое мгновенно перегорело без следа, и он сказал искренне:

– Да я бы очень не прочь, но она дралась, как кошка дикая. Хитрая девка, ушла прямо из рук! А тебе какая печаль?

– А такая, – ответил Павел, поворачиваясь к Витале и беря его за горловину пропотевшей майки. – Такая, что у меня насчет этой барышни очень серьезные планы, и ты, пожалуйста, к ней грабки не протягивай.

– По фене ботаешь? – хмыкнул Виталя, пытаясь перевести в шутку и эти вроде бы обычные слова, под которыми крылось что-то опасное, и этот напряженный взгляд Павла, и собственную, черт бы ее побрал, неведомо откуда взявшуюся дрожь в коленках… Хотя, с другой стороны, после такого кросса, какой он давал сегодня с утра, после такого потогонного труда и у слона задрожали бы коленки!

– Да сейчас по вашей фене полстраны ботает, к сожалению, – усмехнулся Павел. – Сам не знаю, откуда набрался.

– Это уж точно, – кивнул Виталя, постепенно приводя дыхание в норму. – Вот такусенькая пацанва, – он повел ладонью на вершок от земли, – а уже закурить просит и так матом кроет, когда откажешь, что даже я таких слов не знаю.

– И не говори, – сокрушенно вздохнул Павел, снова становясь тем же симпатичным, сдержанным парнем, которым был всегда, однако Виталя прекрасно помнил, каки́м он был минуту назад, и не смог удержаться от того, чтобы не перевести стрелки возможного Павлова гнева с себя на кого-нибудь другого: – Кстати, насчет Иринки… Ты что, всех так предупреждаешь?

– Всех? – насторожился Павел. – В смысле?

– В смысле Петра с Серегой, – невинно пояснил Виталя, радуясь возможности отомстить что одному, что другому: Петру – за вчерашний удар под дых, а Сергею – за тот знаменитый финт с разворотом, результатом которого явилась встреча его правой кроссовки с Виталиным лбом. – Разве не видел, как они на девочку поглядывают?

– Видел… – пробормотал Павел. – Ну, Петр – он прост, как правда, вряд ли Иринку такой пинжак заинтересует, она девочка утонченная, а вот Серега, конечно, еще тот фрукт и овощ. Уж не знаю, каким это надо быть другом детства этому Бридзе, чтобы бандюга при виде его обо всем на свете забыл! Темная история!

– И не говори, – поддакнул Виталя. – Змей рассказывал, он буквально заикаться начал со страху.

– Истинный факт. Ста-ста-ста… То-то-то… – передразнил Павел с отвращением.

– А что такое «Ста-ста-ста, то-то-то»? – полюбопытствовал Виталя.

– А это Бридзе заблажил, когда Серегу увидел. «Ста-ста-ста, – говорит, – то-то-то…» А Серега ему: старый, мол, друг, Толмачев…

Виталя споткнулся. Мысль, вдруг вспыхнувшая в голове, была такой жуткой, что у него заплелись ноги.

– Ста-рый друг? То-лмачев? – повторил он, не слыша себя. – Е-мое! Так вон оно что?! А я-то голову ломал, как ему этих киллеров удалось завернуть с полдороги… Слушай, слушай! – схватил он Павла за плечо. – Вот если бы ты, к примеру, был боевик и тебя послали на дело… А у нас, в нашем бизнесе, чтоб ты знал, приказы, как в армии, не обсуждают, но выполняют их от и до, иначе… – Он закатил глаза и резанул по горлу ребром ладони. – И вот тебе какое-то чмо говорит: поворачивай оглобли. Ты что, повернешь, если знаешь, что у тебя за спиной смерть стоит и в затылок дышит? Повернешь, ну скажи?

– Ни за что! – решительно ответил Павел. – Если, конечно, это самое чмо не будет моим прямым и непосредственным начальником.

– Вот! Вот! – вскричал Виталя и вдруг осекся. Сглотнул нервно, потом прошептал, с трудом обретя голос: – Так ведь это значит… значит… Стас Торопов! Вот что это значит! Стас Торопов, а не старый, мол, друг Толмачев!

– Стас Торопов? – удивленно повторил Павел. – А это что еще за фрукт?

– Да есть один такой… – буркнул Виталя, остывая и начиная постепенно соображать, что излишне распустил язык перед совершенно посторонним человеком. Разболтать первому, можно сказать, встречному такое о Психе… это ж натуральное самоубийство! А если Павел начнет трепаться? О черт, как бы заставить его замолчать?..

– Слушай, – задумчиво сказал Павел, – я как-то не очень понял, что ты имел в виду, но лучше помалкивай обо всем этом, а? Это ж только наши домыслы, Серегу мы совершенно не знаем. Пусть живет! Кончится вся эта катавасия – и разбежимся по своим дорогам. Меньше знаешь – лучше спишь, верно?

– Верно, – угрюмо буркнул Виталя. Несмотря на мудрые слова Павла, легче на душе не становилось.

– Эй, вроде пришли! – радостно вскрикнул Павел. – Ну, давай, веди в свой могильный склеп.

«В свой могильный склеп…» – повторил про себя Виталя, и дрожь прошла по его спине.

Старые дома не сносили долго. Уже все прежние обитатели их постепенно обустроились на новых квартирах, уже высохли слезы, пролитые при прощании со стенами, в которых прошла вся жизнь, уже в новых квартирах со всеми удобствами обнаружились свои неоспоримые преимущества и скрытые недостатки. Начали постепенно изменяться привычки жизни на вольной воле и на просторе: люди приспосабливались к сидению в тесных клетушках с низкими потолками и шумом соседей за стеной, а старая улица все стояла и стояла.

– Ты представляешь? – возбужденно сказала мама, едва вернувшись с работы. – Видела в гастрономе Валентину Владимировну из пятого дома, она говорит, что до них еще не добрались. Даже до девятого дома еще не добрались, а уж наша старая развалина под номером один неизвестно сколько стоять будет.

– Да ты что?! – поразился сын. – А зачем же они нас так торопили?

Мать только плечами пожала раздраженно, вспомнив, какой нервотрепкой был этот переезд, как представители домоуправления и даже райисполкома надоедливо ходили по старым домам и уговаривали жильцов поспешить с переездом, чтобы не задерживать сооружение нового района. Они-то думали, что старая улица давно уже превратилась в стройплощадку. Однако прошел уже месяц, а воз и ныне там. Можно было на прежнем месте еще жить да жить…

– Видишь, – сказал отец, – правильно сделали, что не переселились во времянку. Это же все одни слова, мол, к зиме новые дома войдут в строй. Дай бог, если к следующей зиме нулевой цикл сделают! А здесь живем, как белые люди…

Он довольно огляделся. Ему очень нравилась двухкомнатная «брежневка», нравилась горячая вода из крана и все сопутствующие удовольствия цивилизации. Он терпеть не мог старой улицы и откровенно радовался переезду.

Его жена и сын вежливо кивнули. Конечно, зимовать во времянке, ожидая, пока их переселят во вновь построенные дома, просто глупо, тут отец прав. И все-таки их все время точила мысль, что надо было потерпеть, перебиться как-нибудь, но дождаться все-таки счастливой минуты переезда на старое место. Не в старый дом, конечно, а в такие же клетушки, но все-таки на родную улицу…