Андрей Воронин - Алкоголик

— Если это не та же самая, — сказал он, — то ее точная копия. Ничего не понимаю. Абзац промаха не дает. Это настоящий спец, хоть и выглядит как дешевый фраер. Как это он так облажался?

— Тебя это огорчает? — сварливо поинтересовался Кондратов.

— Да как тебе сказать, — не стал кривить душой Валера. — Если бы у этого парня вышло все, как он задумал, у меня бы сейчас голова не болела. Погоревал бы по тебе маленько, да и успокоился. А теперь… Даже не знаю, что тебе посоветовать. К братве не ходи. Любой тебе скажет то же самое, что я сказал, а некоторые решат, что безопаснее будет на тебя Хромому настучать. Попробуй обратиться к ментам…

— Ты еще примочки посоветуй, — огрызнулся Кондрашов. — Или свечи от геморроя.

— Да погоди, — отмахнулся от него Валера, — послушай! Я ведь дело говорю! Конечно, заявление писать и вообще действовать по официальным каналам — это как мертвому припарки. Но я тебе по старой дружбе дам одну наводку. Есть в МУРе один майор. Мужик серьезный и не дурак. Дело свое знает туго, но и людям жить дает. И потом, я точно знаю, что он берет.

— Что, прямо деньгами?

— удивился Кондрашов. — Тогда это говно, а не майор.

— Деньгами — это смотря у кого, — сказал Валера. — У меня, к примеру, не возьмет, да и у тебя тоже, потому что не дурак. Придется найти к нему подход.

— Ну и что мне это даст? — уныло спросил Кондрашов.

— А то это тебе даст, — ответил Валера, — что тебя, может быть, не шлепнут, а если шлепнут, то не сразу. Время это тебе даст, вот что. А ты этим временем воспользуешься, чтобы найти бабки и вернуть долг. Пусть не сразу, частями, но все-таки… Хромому ведь бабки нужны, а не твоя голова. Отдашь бабки — и свободен! О деньгах не жалей, заработаешь новые. Взяток, в конце концов, наберешь, ты ведь у нас депутат, а не хрен собачий. Ну так как — дать наводочку?

— Давай свою наводочку, — проворчал Кондрашов. — Толку от нее…

Валера похлопал себя по карманам, словно надеясь найти ручку, которой там сроду не водилось, и вопросительно уставился на Кондрашова. Владимир Кириллович вынул из внутреннего кармана пиджака блокнот в переплете из тисненой кожи и ручку.

— О, — с уважением сказал Валера, принимая ручку, — настоящий «Паркер»! А говоришь, денег нету… Шучу, шучу, не свирепей.

Он быстро нацарапал что-то на чистом листке, вырвал его из блокнота и вместе с ручкой отдал Кондрашову.

— Вот, — сказал он. — Это, Кириллыч, твоя последняя надежда. Если он откажется, тебе останется только бросить все и рвать когти куда-нибудь в Штаты. От Хромого, конечно, ни в каких Штатах не схоронишься, но так, по крайней мере, получится небольшая отсрочка. Телефончик запомни, а бумажечку сожги и забудь, кто тебе ее дал. Понял? Я в этом деле не участвую.

— Обмочился, — не удержался от шпильки Кондрашов. — А я-то думал, что ты добро помнишь.

— Я, Кириллыч, добро помню, — веско произнес Валера, вставая и убирая в карман свои сигареты и зажигалку. — Помню и платить за него умею. А только подыхать заодно с тобой я не подписывался. Я для тебя сделал все, что мог, и даже немножечко больше. Не надо было тебе с Хромым связываться, Кириллыч.

Когда запыленный «лендровер», сдержанно клокоча мощным двигателем, выкатился за ворота, Кондрашов вскочил, не в силах больше сдерживать кипевшую в нем ярость. Он перевернул столик с напитками, отшвырнул его ногой и изо всех сил хватил кулаком по спинке плетеного кресла, опрокинув его в коньячную лужу. Наблюдавший за ним из беседки у ворот водитель джипа сказал охраннику:

— Ты смотри, что делается! Нервничает Папа.

— Точно, — подтвердил охранник. — Весь, блин, на измене.

— Будешь на измене, когда в тебя из кустов шмалять начнут, авторитетно заявил водитель.

— Угу, — согласился охранник. — Шмаляли в Папу, а завалили Сома. Милое, блин, дело! И как он догадался, что его «мере» на дороге караулят?

— Я так думаю, — сказал водитель, — что знает кошка, чье мясо съела. Вот и поостерегся маленько.

— Хреново, — сказал охранник. — Не нравится мне это.

— А ты это Папе скажи, — посоветовал водитель. — Знаешь, что он тебе ответит? Что хайлом возле ворот торговать, конечно, легче. Кобуру под мышку, автомат на брюхо, горсть подсолнухов в кулак — и пошел прогуливаться взад-вперед!..

— Эх, жизнь, — со вздохом сказал охранник, закуривая очередную сигарету.

После того как Кондратов, сильно хлопнув дверью, скрылся в доме, на веранде бесшумно возник садовник и принялся наводить порядок. Он расставил по местам опрокинутую мебель, смел и выбросил в мусорное ведро осколки, затер коньячную лужу и исчез так же тихо, как появился. Через некоторое время с заднего двора донеслось противное жужжание электрических ножниц: садовник подстригал живую изгородь.

Он проснулся оттого, что солнечный луч, неторопливо перемещавшийся по кровати в течение последнего часа, добрался наконец до его лица и уперся в сомкнутые веки своим бесплотным пальцем. Утреннее солнце вторглось в его сны, окончательно запутав и без того бредовый сюжет, и он, широко распахнув глаза, испуганно сел на постели, уверенный, что безнадежно проспал. Брошенный им в сторону окна панический взгляд окончательно убедил его в этом: за пыльным стеклом всеми красками сверкало солнечное утро, пришедшее на смену сереньким предутренним сумеркам, с которых начинался каждый рабочий день. Во дворе шумела и визжала детвора, в подъезде хлопали двери, и надрывался где-то внизу магнитофон.

Чиж выругался, отшвырнул одеяло на спинку кровати и схватился за брюки, которые неопрятным комом валялись на полу. От чересчур резкого движения голова у него закружилась, и он медленно разогнулся, держа брюки в руке и не обращая внимания на звон сыплющейся из карманов мелочи. «Да какого черта, — подумал он. — После драки кулаками не машут. Все равно ведь проспал, так стоит ли теперь дергаться и торопиться? Выговор, можно сказать, гарантирован, и лишние пять минут уже ничего не изменят. Не выгонят же меня, в самом деле, из органов…»

Он вздохнул и стал надевать брюки. Натянув их до половины, он заметил на правом колене неопрятное и хорошо заметное с любого расстояния жирное пятно. Некоторое время Чиж с тупым изумлением разглядывал это пятно, пытаясь сообразить, каковы его природа и происхождение. Он даже нагнулся, сложившись пополам, что при его комплекции было весьма затруднительно, и понюхал расплывшуюся широкую овальную кляксу. Пятно ничем особенным не пахло, и оставалось только гадать, было ли это подсолнечное масло, на котором Чиж пытался поджарить себе дежурную яичницу, или что-нибудь позабористее — например, автомобильная смазка или даже оружейное масло. Так или иначе, брюки были испорчены, и идти в таком виде на работу не представлялось возможным.