Михаил Серегин - Воля под наркозом

Марина продиктовала номер.

– Вместо «тройки» может быть «шестерка», точно сказать не могу.

– Разберусь, – пообещал я, – подумаешь, вместо одного номера наберу два.

Марина между тем помолчала и глухо добавила:

– Катя.

– Что «Катя»? – не понял я.

– Черт возьми, Ладыгин! – процедила она зло. – Ты что, издеваешься? Или имя своего «приятеля» запамятовал?

Она бросила трубку. Бросила буквально, судя по грохоту, который на мгновение упредил короткие гудки.

Ну и пожалуйста! Нет, вы только подумайте, она ревнует! Кто она мне – жена? Я сжал зубы и с силой опустил трубку на рычаг. Злость моя улетучилась вместе с эбонитовым хрустом. Некоторое время я бессмысленно таращился на бесполезную теперь половинку трубки, украшенную разноцветными тонкими проводками, воровато оглянулся и отправился искать другой автомат.

По номеру с цифрой «три» никто не отозвался. Немного поколебавшись, – может, люди уже спят, – я все-таки набрал номер еще раз, заменив «тройку» на «шестерку».

– Я слушаю, – раздался глубокий, волнующий голос.

То ли контраст был такой разительный, то ли этот голос действительно имел над слушателями какую-то необъяснимую власть, но с первого же мгновения он полностью и безвозвратно завладел всем моим существом. Его хотелось слушать снова и снова. Он манил, обещал райские наслаждения, сладкие муки и исполнение самых заветных желаний.

– Э-эй! Я слушаю. Там есть кто-нибудь?

– А-а-а… Здравствуйте… Добрый вечер… – мысли мои путались, и я никак не мог сообразить, зачем, собственно, звоню, – Катю я могу услышать?

– Я – Катя.

Девушка мелодично рассмеялась. Как будто черный жемчуг рассыпался по стеклу. Откровенно говоря, черный жемчуг я видел только на витрине, да на толстых шеях некоторых посетительниц. Но мне почему-то подумалось, что звучать он должен именно так.

– Алло! Вы здесь?

– Да, извините, – я наконец взял себя в руки, – Колесов Михаил дал мне ваш телефон…

– Кто?!

Останься у меня в этот момент хоть капля здравого смысла, я бы, несомненно, услышал страх, скорее даже панический ужас, прозвучавший в голосе девушки. Но я, к сожалению, был слишком занят общим, чтобы обращать внимание на частности. Поэтому мимолетное впечатление, что Катя чего-то испугалась, я немедленно отверг как абсурдное и тут же выбросил из головы, даже не успев как следует сформулировать его в более или менее четкую мысль.

– Колесов Михаил Александрович, мой приятель дал мне ваш телефон, – повторил я чуть погромче, простодушно решив, что девушке, должно быть, плохо меня слышно. – Он сказал, что через вас с ним можно связаться.

– Ах, вот как… И давно вы его видели?

Как ни был я очарован невидимой собеседницей, но от правдивого ответа меня все-таки что-то удержало. Вероятно, сработала старая добрая привычка врать при первом удобном случае и почти по любому поводу.

Не то чтобы я был патологическим лгуном, совсем напротив. Я всегда предпочитал говорить правду в глаза, обычно именно так и поступал. Но иногда почему-то оказывался не в состоянии удержаться и чуть-чуть не приврать. Делал это, кстати, очень даже мастерски.

Вот и сейчас возникла именно такая ситуация. Как-то само собою получилось так, что я открыл рот и довольно беззаботно произнес:

– Точно не могу сказать, но что-то около трех недель назад.

– О! – Катя снова рассмеялась, чем привела меня в неописуемый щенячий восторг. – Так вы многое пропустили!

– Что именно?

– Михаила нет сейчас в городе. Во всяком случае не должно быть. Дело в том, что он взял отпуск и уехал отдыхать. К сожалению, не знаю, куда именно, – упредила она мой следующий вопрос, – сказал только, что уезжает надолго, месяца на два.

Вот, значит, как. Взял отпуск и скрылся в неизвестном направлении, где нажил себе кучу неприятностей. При этом всем объявил, что уезжает. Интересно, почему? Чтобы лишних вопросов не задавали? Или и вправду уехал, но затем вернулся и уже потом нарвался на неприятности?

Хотя, с трудом могу себе представить, чтобы неутомимый Мишка мог торчать где-то на отдыхе целых два месяца. Это должно быть очень интересное место. Странно.

Очевидно, последнее слово я нечаянно произнес вслух, потому что Катя спросила:

– Что странно?

– Странно, что мне он ничего об этом не сказал. Видите ли, мы договаривались с ним встретиться.

– Может, он не смог с вами связаться? Как, кстати, вас зовут?

Какой же я осел! Надо же, так заслушался волшебным голоском сирены, что забыл представиться.

– Ради бога извините, Катя. Меня зовут Владимир. Ладыгин Владимир.

– Ладыгин? Постойте, ну как же, все правильно! Миша перед отъездом говорил мне о вас. Сокрушался, что не смог предупредить. Вы ведь долго не виделись, правильно?

– Да, верно.

Каждое слово в устах этой сирены звучало так естественно и убедительно, что я ни на миг не усомнился в ее искренности.

– Что ж, очень жаль, что не смогла вам помочь, – сказала Катя.

Как же это, обожгла меня внезапная мысль, значит, теперь мы скажем друг другу «до свидания» и… Ну уж нет! Я обязательно должен ее увидеть.

– Катя?

– Да, Володя?

– Я могу вас куда-нибудь пригласить? – без особой надежды выпалил я, не успев, точнее, не сумев придумать ничего более оригинального.

Согласилась она, к моему великому удивлению, легко и быстро, словно ожидала этого вопроса и заранее продумала и подготовила ответ.

– Почему бы и нет? С удовольствием. Знаете, только сегодня думала, что неплохо бы наконец куда-нибудь выбраться. Пойдемте в кафе? Есть тут одно маленькое, но очень уютное заведение. Вы на машине?

– Н-нет… – растерялся я.

Только теперь меня посетил вопрос, во сколько же могут вылиться ухаживания за этим сокровищем. Зарабатывал я для врача неплохо, но дорогих ресторанов позволить себе не мог. Едва ли всей моей месячной зарплаты хватило бы больше, чем на один ужин, если устраивать его по полной программе. Тем более я не мог позволить себе машину. Нормальную машину, разумеется. На полуразвалившийся весьма подержанный драндулет денег у меня, пожалуй, хватило бы, да что в нем проку? Хотя, возможно, когда-нибудь я именно такой конструктор «Сделай сам» и приобрету, чтобы успокаивать расшатанные нервы непрерывной сборкой и разборкой поношенных механизмов.

– Вот и хорошо, – вопреки моим ожиданиям обрадовалась Катя, – машина так привязывает. Когда вы завтра освобождаетесь?

– В четырнадцать ноль-ноль свободен как ветер, – сообщил я, приободренный ее словами.

– К сожалению, о себе сказать этого не могу, – проронила она с некоторой печалью, оставив мне самому додумывать, о чем, собственно, она сожалеет: о нехватке времени или ограничении свободы. – Скажем, в восемь вас устроит?