Михаил Серегин - Воля под наркозом

Подсоединив телевизор к видеомагнитофону, полковник несколько поколебался, прежде чем взяться за кабель. Если он умудрился ошибиться, то мало не покажется.

Накладок, однако, не возникло. Видеомагнитофон имел четыре записывающих головки, но Чехов, чтобы исключить лишнюю возню, ограничился выбором только той видеокамеры, объектив которой был направлен на арку. Таким образом, эта камера позволяла одновременно наблюдать то, что происходило у входных дверей в оба примыкающих друг к другу здания.

Вероятность того, что в течение следующих двадцати четырех часов кто-нибудь планово или внепланово наведается в трансформаторную будку, была ничтожно мала. Но все же, закончив работу, Чехов старательно замаскировал видеомагнитофон и критически осмотрел содеянное. Обнаружить, конечно, не сложно, но с первого взгляда незаметно.

Засунув чудо японской техники в сумку, полковник осторожно приоткрыл дверь. Тотчас откуда-то совсем близко до него донеслись смех и дурашливые вопли. Чехов скинул сумку, выскользнул за дверь. Та часть улицы, которую он мог видеть, была совершенно безлюдна. Изредка то в одну, то в другую сторону проезжали машины, но пешеходов не было вообще. Компания, судя по звукам, расположилась где-то в стороне дорожных «раскопок».

Передвигаясь чуть ли не ползком, Чехов пересек двор, приклеился к прохладным кирпичам углового здания, осторожно выглянул и тут же нырнул обратно. На пятачке перед стеной дома вовсю резвился молодняк, четыре или пять человек.

Являлся ли безлюдный пятачок обычным местом их тусовки, или ребята обосновались здесь по какой-то определенной причине, можно было только догадываться. Чехов вжался в стену, прислушался. Голоса были не такими уж юными, как показалось вначале.

Если ребятам просто захотелось отдохнуть и потрепаться всласть, не слыша при этом недовольных криков разбуженных среди ночи жильцов, тогда можно сделать морду кирпичом и спокойно топать до дому. А если нет? Если он, Чехов, смог оторваться от «наружки» только в конце? Тогда, сопоставив факты и его маршрут, не сложно вычислить, куда он так упорно стремился. Не исключен и такой вариант, что, потеряв объект, бойцы невидимого фронта выставили пост у предполагаемой цели его путешествия. На какие ухищрения и фокусы способны сотрудники данной службы, Чехов знал не понаслышке.

Представив на мгновение, как будут развиваться события, если его обнаружат в непосредственной близости от объекта с портативным телевизором, шнурами и специфическими инструментами в сумке, да потом прочешут местность и доберутся до трансформаторной будки со всеми вытекающими последствиями, Чехов твердо решил не рисковать. И пусть для него началось все со скуки и праздного любопытства, но сейчас речь шла уже о вещах более серьезных.

Самое смешное – хотя как раз смеяться полковнику совсем не хотелось – заключалось в том, что с точки зрения закона он был абсолютно чист и невинен, как новорожденный агнец. В худшем случае могли попытаться припаять «хулиганку» – обвинить в мелком хулиганстве. Ведь всего этого добра – скрытой системы наблюдения, спрятанного в будке коммутатора, и прочих примочек – на самом деле как бы не существовало. То есть все это конечно же было, но только для немногих посвященных. Но официально ничего подобного в природе не существовало. Соответственно, привлечь любознательного полковника за попытку проникновения в тайную жизнь суперсекретного объекта, а конкретно за проникновение в систему наблюдения за данным объектом, не могли никоим образом. Нельзя проникнуть в то, чего нет. Вместе с тем возмездие за данное деяние могло быть крайне неприятным и непредсказуемым как для самого Чехова, так и для остальных, хоть каким-то боком стоявших рядом. Уж не говоря о том, что видеомагнитофон, несмотря на все его замечательные качества, скорее всего, уничтожили бы на месте. Игорька бы это очень расстроило.

Чехов достал из пачки сигарету, но закурить не решился.

Выйти из двора на улицу, добраться до перекрестка и при этом не попасться на глаза ни одному из участников веселящейся компании, было практически невозможно. Соваться в проулок, где всюду натыканы камеры с инфракрасной подсветкой, равносильно явке с повинной.

Чехов вернулся в будку, теша себя надеждой, что «новое поколение» рано или поздно исчерпает свои физические возможности и пожелает отправиться спать.

По прошествии сорока минут у полковника возникло подозрение, что возможности компании за углом неисчерпаемы. Следовало срочно придумывать какой-нибудь выход. Вынув мобильник, Чехов прикинул, к кому можно было бы обратиться за помощью, чтобы при этом не посвящать в подробности лишних людей, никого не подставить и не засветиться самому. Кандидатуры отпадали одна за другой. Оставался последний и, пожалуй, единственный вариант. Посетила мысль, что мобильный телефон вполне может отказаться работать в стенах будки. Однако связь была вполне приемлемой, за исключением небольших помех.

Чехов помял сигарету, набрал номер, дождался соединения и вежливо попросил:

– Ладыгина попросите, пожалуйста.

Женский голос не менее вежливо сообщил, что этот телефон не для личных бесед, а для приема неотложных вызовов. Опасаясь, что диспетчер после сказанного повесит трубку, Чехов торопливо произнес, ничуть не кривя при этом душой:

– Я знаю, барышня. Но это вопрос жизни и смерти.

Для барышни – сегодня ею была не кто иная, как Алевтина Георгиевна, женщина с понятиями и большим жизненным опытом, – фраза «вопрос жизни и смерти» означала только одно: кто-то нуждался в немедленной помощи, и она, диспетчер «Скорой», была обязана эту помощь предоставить.

– Ладыгин только что приехал, – сказала Алевтина, – назовитесь, пожалуйста.

Зная о том, что все звонки по данному номеру фиксируются на пленку, Чехов на мгновение запнулся. Говорить любое имя не имеет смысла – Ладыгин должен сразу сообразить, кто звонит. Себя тоже называть не хотелось.

– Полковников Юрий Николаевич, – представился он, ляпнув первое, что пришло в голову.

– Минуточку.

Прислушиваясь к доносившимся из трубки звукам диспетчерской, Чехов с тоской подумал, что Ладыгин, конечно, не глуп, но он всего-навсего доктор. Оставалось надеяться на его сообразительность и страсть к авантюрам…

Колобка по возвращении в клинику я обнаружил в облюбованном им кресле в комнате отдыха. Прихлебывая чаек, психиатр уминал пирожки и с увлечением смотрел по телевизору какой-то ужастик с монстрами, вампирами и прочей гадостью.

Во мне все еще дрожало от переизбытка адреналина. Я опустился в соседнее кресло, отобрал у Крутикова чай, сделал несколько больших глотков.