Михаил Серегин - Воля под наркозом

– Так-то вот, – удовлетворенно пробормотал Щербаков, убирая шприц, – а теперь спать, спать, голубчик.

Во взгляде Колесова не отражалось ни страха, ни боли, ни безумства. Осмысленности, впрочем, тоже. С минуту мы еще усиленно таращились друг на друга, затем глаза Колесова медленно закрылись, тело обмякло, дыхание выровнялось. Я с легким изумлением обнаружил, что сам все это время стоял, практически не дыша, глубоко вздохнул и вытер вспотевший лоб.

– Все, уснул. Вы, Наташенька, пока идите, – ласково обратился Щербаков к все еще перепуганной медсестре, – чаю горячего выпейте. Я пока тут посижу.

Подождав для гарантии еще несколько секунд, он убрал зажим с системы. Питательная смесь капля за каплей начала вновь поступать в истощенный организм Колесова, восполняя недостаток белков, углеводов и иных жизненно важных компонентов.

– Кровь на анализ брали? – поинтересовался я, дождавшись, когда дрожащая Наташенька прошмыгнет за дверь.

– Разумеется, – флегматично отозвался Щербаков. – Все чисто. Ежели он что и принимал, то сейчас никаких следов.

Я нервно прошелся взад и вперед.

– Что он мог принимать? Нет, чует мое сердце, дело пахнет криминалом.

– Что ты мечешься? Проспится, сам все расскажет. Ты бы тоже пошел, чайку выпил, а то чего покрепче. В целях профилактики, так сказать, неврозов и прочих неприятностей. А домыслы свои советую пока при себе держать. Кстати, неплохо бы какую-нибудь вразумительную историю к приходу начальства подготовить, как мыслишь, а? Между прочим, ты глаза его видел? Может, он того, свихнулся? А что, это многое бы объяснило. Да ты не дергайся, как только клиент проснется, я тебя тут же позову, мне завтра еще до обеда тут торчать.

Следуя совету мудрого Щербакова, я отправился в ординаторскую пить крепкий чай с Алевтиниными плюшками. От мысли употребить что покрепче пришлось отказаться – дежурство было в самом разгаре, а потом еще до полудня в терапии трудиться.

Вразумительную историю для дотошного начальства я состряпал за минуту, тщательно причесав и пригладив первоначальную версию с «заботливым приятелем». Окончательный вариант версии звучал примерно так, что некий приятель случайно наткнулся на Колесова на улице уже в том состоянии, в котором я доставил его в клинику, – и пусть кто попробует доказать обратное или заявить, что это неправда! – собрался было в спешном порядке везти его в больницу, а тут нашу «Скорую» судьба послала.

Благополучно разделавшись с официальной частью, я вернулся к мучительным раздумьям о том, что же произошло с Мишкой на самом деле. Мучительными мои размышления были потому, что известные мне немногочисленные факты никак не желали увязываться друг с другом. Я понимал, что пытаюсь составить цельную мозаику из случайных фрагментов, но упорно продолжал перетасовывать разрозненные кусочки информации в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку.

Одинаково сильно влюбленные в медицину, женщин и спорт, мы с Мишкой быстро нашли общий язык и ко второму курсу были уже закадычными друзьями. После окончания института пути наши разошлись. Меня больше привлекала практика, Мишку – наука. Встречались мы все реже и реже, по уши завязнув каждый в своих проблемах. Последние несколько лет не виделись вообще, пока недели три назад не столкнулись случайно около цветочного лотка. Столкнулись в буквальном смысле.

Окрыленный любовью, я торопился к Марине. Чудный, со вкусом оформленный букет цветов я приметил еще на подходе. Подлетев к лотку, небрежно оттеснил высокого плечистого франта и ткнул пальцем в приглянувшийся букет: «Вот этот, пожалуйста». «Ошибаетесь, уважаемый, – насмешливо произнес франт, поигрывая увесистой связкой ключей и чувствительно упираясь мне в бок острым локтем. – Эти цветы беру я. Они как нельзя лучше подходят к цвету глаз моей возлюбленной». «Надо же, какое совпадение! – воскликнул я, «случайно» наступая ему на ногу. – Глаза моей возлюбленной такого же оттенка». «А вот это вы напрасно сделали», – с высоты своего роста нахал брезгливо осмотрел испачканную обувь и в упор уставился на меня. В следующее мгновение с воплями «Мишка!», «Володька!» мы бросились обниматься и хлопать друг друга по плечам, приведя в окончательное недоумение толстую тетку за прилавком.

После бурных приветствий последовало не менее бурное выяснение, кому же все-таки достанется букет, только теперь каждый уже пытался настойчиво уступить его другому. Вдоволь нахохотавшись, мы обнаружили, что, во-первых, собрали вокруг себя небольшую толпу любопытных, что немедленно вызвало новый взрыв веселья, а во-вторых, что мы оба рискуем окончательно опоздать к нашим возлюбленным. Поэтому последними новостями о себе обменивались мы уже в спешке.

– Дня через два обязательно позвоню, – горячо обещал Мишка, торопливо записывая мой рабочий телефон. – Я недавно переехал, телефон поставить еще не успел. Но, знаешь, вот тебе на всякий случай контактный. Если что, ты звякни.

Он нацарапал номер, подхватил цветы и скрылся в толпе, крикнув напоследок:

– Я обязательно позвоню! Извини, подвезти не могу, любовь, брат!

Мишка не позвонил ни через два дня, ни через десять. А я, честно признаться, забыл в суете и о старом приятеле, и о нашем уговоре.

Куда же я дел записку с телефоном? Я бросился лихорадочно обшаривать карманы. Так, спокойно. От Марины раненько утром я поехал сразу на работу. Записку из кармана вынул, это точно. Вынул из пиджака и переложил в карман халата, чтобы позже вложить ее в записную книжку. В книжку я ее не вложил, следовательно… Я постучал себя по лбу. Склеротик чертов! Листочек с контактным телефоном конечно же остался в кармане халата, который спустя отведенное ему время подвергся неизбежному кипячению и глажке.

Накрахмаленный и тщательно отутюженный халат среди других белоснежных собратьев дожидался своей очереди в шкафу. Бережно, словно завещание престарелого богатого родственника, я извлек из кармана то, что осталось от блокнотного листочка. Осталось от него, прямо скажем, немного. Точнее, самому листочку банно-прачечные процедуры особого вреда не причинили – подумаешь, потерял фактуру, да кое-где форму. Но вот чернила разглядеть было практически невозможно. Не к месту вспомнился рекламный ролик, в котором очаровательно улыбающийся молодец опускал в серную кислоту какую-то бумажную продукцию. Я нервно хихикнул. Да, здесь даже спецтехника вряд ли в состоянии помочь. А, впрочем, мне ли, профану, судить о возможностях спецприборов? На это есть специалисты. И один, правильнее сказать, одна из них является очень даже близкой моей знакомой. И, опять же, повод будет если не помириться с Мариной, то, по крайней мере, почву прощупать.