Борис Седов - Пуля для певца

— Вот, шняга ты конская, — Тягач повернулся к Самоедову, — даже у Зямы к тебе претензии имеются. И претензии не маленькие. Так что…

— Тебе, Самоедов, смерть, — подытожил Арбуз. — А какая именно — выпало решать уважаемому Зиновию Исааковичу.

— И здесь жиды успели… — прошипел Самоедов.

— Ага, — кивнул Роман, — именно так. Это чтобы тебе приятнее было. А еще могу моего Шапиру позвать. Хочешь?

Самоедов дернул головой и отвернулся.

Посмотрев на него, Тягач слегка пристукнул по столу массивными ладонями и сказал:

— Значит, решено.

Он встал, подошел к окну и, открыв его, приказал:

— Уведите его.

— Хорошо, Яков Михайлович, — донеслось с улицы.

Открыв окно пошире, Тягач брезгливо потянул носом и сказал:

— Пущай проветрится после этого…

Он кивнул в сторону угрюмо понурившегося Самоедова и сел на свое место.

В гостиную вошли те же двое братков, отцепили Самоедова от кольца в полу и вывели его вон. Когда за ними закрылась дверь, Тягач оживился и провозгласил:

— А теперь, когда дела сделаны, можно и за свиданьице выпить. Лександрыч, — он посмотрел на Арбуза, — поухаживай за гостями. А я тут пока кое-что… По-своему, по-стариковски…

Он подошел к стоявшему в углу антикварному, красного дерева, граммофону с огромной зеленой трубой, накрутил его ручку, поколдовал над иглой, раздалось шипение, а затем по гостиной, выливаясь через широко открытое окно на улицу, поплыли звуки старинного романса:

«Я встретил вас, и все былое…»

В этот момент Тягач неожиданно стал похож на Папанова из «Бриллиантовой руки», и Лиза, фыркнув, спрятала улыбку в носовом платке, который торопливо поднесла к лицу. Тягач взглянул на нее и снисходительно усмехнулся:

— Погоди, красотка, доживешь до моего, тоже романсы слушать будешь. А то что это сейчас — дрын-брын, и ни хрена не поймешь!

Самоедов лежал, туго обмотанный широким скотчем, за кучей строительного мусора и с ужасом пытался понять, что с ним происходит. Одна его нога была привязана к толстому ржавому крюку, торчавшему из большого бетонного блока, а веревка, привязанная к другой ноге, уходила куда-то за пределы видимости.

Глядя в голубое небо, по которому медленно плыли мелкие облачка, Самоедов прислушивался к доносившимся до него звукам, говорившим о том, что он находится на территории какой-то стройки. Братки, которые привезли его сюда в уже упакованном виде, тщательно привязали к его ногам два куска альпинистского шнура, прикрепили один конец к бетонной чушке весом никак не меньше тонны, другой утащили куда-то за мусорный бак и исчезли. Уходя, один из них зловеще подмигнул Самоедову, и его сердце сжалось.

Он лежал уже почти час, и ничего не происходило. И вот, когда в его темноватой испуганной душе уже начала зарождаться надежда на то, что сейчас его обнаружит какой-нибудь работяга, который, естественно, спасет его, из-за мусорного кургана послышался хриплый голос:

— Да пошел он на хрен! Мне за рейсы платят, а не за простой. Если ему надо, то пусть обращается к начальнику колонны!

После этого заскрежетал стартер и завелся двигатель грузовика.

Несколько раз дав газу, водитель тронул грузовик с места, и Самоедов с ужасом заметил, что длинная веревка, привязанная к его левой ноге и лежавшая на земле несколькими свободными петлями, стала натягиваться. Он мгновенно все понял и, извиваясь всем телом, попытался закричать, но скотч, обматывавший его лицо, держался крепко.

Гриня Быков, водитель грузовика, увозящего со стройки мусор, прождал два с половиной часа, но его так и не загрузили. Поэтому он послал всех во все возможные места и решил вернуться на базу. А там раскатать со слесарями бутылочку, да не одну, водки, вызвать проституток, специализировавшихся на автомобильной отрасли, и оттянуться по полной.

Забравшись в кабину, он с грохотом захлопнул дверь, выплюнул на улицу окурок беломорины, завел двигатель и тронулся с места. Проехав несколько метров и оказавшись на прямом участке раздолбанной дороги, ведущей к выезду со стройплощадки, Гриня дал газу и, подпрыгивая на сиденье, пробормотал:

— А хрен вам всем в глотку! Щас пару пузырей, и годится…

Вдруг он услышал крики, причем кричали сразу несколько человек:

— Стой! Стой, бля! Да стой же, тебе говорят!

Подумав, что наехал на кого-нибудь, Гриня резко нажал на тормоз, и грузовик, подпрыгнув, остановился. Высунувшись в окно аж по пояс, Гриня хрипло поинтересовался:

— Ну чо вы орете, блин?!

— А ты выйди да посмотри, — ответил работяга в облезлой женской шляпке.

— Ну и выйду!

Выпрыгнув из кабины, Гриня зашел за грузовик и посмотрел.

Сначала он ничего не понял, а потом до него дошло, что к буксировочному крюку на длинной веревке привязана оторванная человеческая нога, из которой в месте отрыва густо сочилась кровь. Оторвана она была, судя по всему, по самый пах. А раз из нее сочилась кровь, то, значит, где-то недалеко должно было быть и остальное.

— Ни хрена себе! — удивился Гриня.

И пошел вместе с остальными работягами искать туловище, принадлежавшее этой ноге. За кучей строительного мусора обнаружился замотанный скотчем и привязанный к бетонному блоку труп человека, одетого в приличный административный костюм. У него не хватало одной ноги, а кровь, вылившаяся из него через разорванную бедренную артерию, стояла темной лужей, поблескивающей на солнце.

— Это мафия, — авторитетно заявил сварщик Костя, — и к бабке не ходи.

— Мафия в Италии, — ответил Гриня, — а тут простые бандюганы. И что теперь?

— А что? — каменщик Володя пожал плечами. — Зови прораба, вот что.

На просторной кровати, сколоченной из грубых брусьев, забившись в угол, сидела полуодетая Лиза и с ужасом смотрела на красивую мускулистую змею длиной метра в полтора, которая, приняв угрожающую позу и широко раскрыв рот, громко шипела на нее.

Достав сигареты, Роман начал медленно шарить по карманам в поисках зажигалки, а Лиза, бросив на него ненавидящий взгляд, дрожащим голосом произнесла:

— Ну что ты смотришь, сделай что-нибудь!

— А что я могу сделать, — Роман пожал плечами, — все, тебе кранты. Это самая ядовитая змея, которая только водится на южно-американском континенте. Называется жарарака.

Черт его знает, откуда вдруг всплыло это название.

Наверное, из какого-нибудь романа, прочитанного Романом в далекой юности.

— После ее укуса смерть наступает примерно через три минуты, — продолжил Роман свой комментарий. — При этом человек успевает распухнуть, как трехдневный утопленник. Поздравляю! Не каждый может закончить свои дни так оригинально.

— Застрели ее, — прошептала побледневшая Лиза. — Там, на столе, лежит пистолет. Давай, быстро!