Александра Авророва - Шутка с ядом пополам

— Итак, Бекетов произнес тост, но вы не приняли его всерьез. А остальные?

— Понимаете, Игорь Витальевич, я ж не знал, что это важно! — вздохнул Андрей.

— Мне кажется, женщины распсиховались, кто больше, кто меньше. Я сперва подумал, все они дурочки, а теперь… Видите вот, оказались правы.

— А тот самый пузырек никто из них не трогал? Вспомните хорошенько.

Глаза Петренко загорелись:

— А что, вы нашли отпечатки, да? И думаете, это убийца или нет?

Следователь молчал. Не дождавшись ответа, его собеседник задумался, прикрыв глаза и явно пытаясь восстановить в памяти прошедшее, потом радостно воскликнул:

— А я ведь вспомнил! Сейчас расскажу по порядку, так легче. Первой распсиховалась Кристинка, бросилась к Владимиру Дмитриевичу и что-то там такое несла. Тут уж я, конечно, поверил, что они и взаправду…

Он замолк, прикусив язык.

— Да я в курсе, — утешил его Талызин.

— Да? А меня же год здесь не было, мне как сказали — я только варежку раскрыл. И не поверил! — Петренко хмыкнул. — Вы, наверное, думаете — ничему-то он не верит. Но про Владимира Дмитриевича, про него всякое болтают. То он якобы делал предложение Марине Олеговне, а она ему отказала — хотя кто в такую чушь поверит? То ему вроде французы заочно присваивают звание академика. Короче, полный отстой! Я обычно не обращаю внимание. Но тут уж стало ясно — Кристинка на него запала. А кроме нее, еще Татьяна Ивановна жутко занервничала, ну, она вообще такая.

— Вы хорошо ее знаете?

— Я ж учусь у Бекетова со второго курса, то есть… ага, семь лет прошло! Он тогда еще жил с Татьяной Ивановной. Дочка у них, Машка. А когда я был на третьем, они расстались, и он стал жить с Анной Николаевной. Я, конечно, не очень хорошо их обеих знаю, но дома у Владимира Дмитриевича бывал часто.

— И с кем ему лучше жилось?

— Да с обеими неплохо. Он всегда умел хорошо устроиться. Обихаживали обе классно.

— Значит, Татьяна Ивановна занервничала, — повторил Талызин. — И что она сделала?

— Стала Владимира Дмитриевича утешать. И тетка старая тоже, я ее не знаю. Вся в брюликах и в фирме, толстая такая. А потом… я вот к тому и веду. Татьяна Ивановна схватила этот пузырек. Выброшу, говорит, от греха. И точно бы выбросила, если б не Николай Павлович. Он стал нести какую-то туфту про ценность субстанции, а Татьяна Ивановна, она шибко правильная, на нее подействовало.

— А потом вы пузырек видели?

— Не помню. Потом был скандал, и я про все это забыл.

— Скандал?

— Во блин! — выругался Петренко и тут же извинился: — Простите. Мне Марина Олеговна, когда я у нее учился, знаете, что говорила? «Считается, что женщины склонны к болтовне, а мужчины немногословны, но вы, Андрюша, явно решили эту клевету опровергнуть». Болтун — находка для шпиона.

— Ну, я же не шпион, — утешил парня следователь. — Так что за скандал? Поймите, Андрей, это важно.

— Ох… да ничего особенного. Кристинка набросилась на Анну Николаевну. Завелась с пол-оборота, я и понять не успел, почему. А Анна Николаевна, та в ответ тоже… Вообще-то она не из таких, ее из себя не больно-то выведешь, я даже удивился. Нервная была почему-то и взревновала со страшной силой! Причем, как назло, Владимир Дмитриевич куда-то делся. Марины Олеговны, по-моему, тоже не было. Она бы погасила конфликт в зародыше, это она умеет. Некипелов, вообще-то, тоже умеет, но вместо этого сидел и молча лопал. А Татьяна Ивановна, она пыталась, только где ей!

«Во хитрый гусь этот Бекетов! — с оттенком восхищения подумал Игорь Витальевич. — Добился-таки своего! Любовница допекает жену, а он не при чем — воркует себе за перегородкой с Мариной».

— Вы помните какие-нибудь конкретные слова из этой сцены? И чем она закончилась?

— Да ничем. По-моему, Анна Николаевна сперва выпустила пары, а как Владимир Дмитриевич вернулся, замолчала. И Кристинка тоже. А слова… Ну, Анна Николаевна несла какой-то бред… мол, все, что угодно, лишь бы мой муж не достался этой шлюхе. А Кристинка, что он живет с женой из жалости, а не по любви. Вот и все, что я помню.

— Хорошо, Андрей. А вы не знаете, Бекетов был верующим человеком?

— Не знаю. А что?

— Просто интересно.

— Вряд ли. Он же физик! Хотя кто его разберет… Так вы что, считаете, его убили?

— Следствие еще не завершено, — дипломатично сообщил Талызин. — Но я очень благодарен вам за информацию. Кстати, для проформы… где вы были в среду около двенадцати?

— То есть… значит, это было около двенадцати? Сидел в читальном зале, наводил блеск на диссер. Может, библиотекарша меня и помнит. Молодая такая девчонка.

— А когда последний раз видели Бекетова?

— Да на дне рождения, во вторник, значит.

— Спасибо.

— Да не за что.

Андрей молча смотрел вслед уходящему собеседнику, однако мыслями был далеко. Где же, как не с погибшим позавчера, но более живым и реальным, чем иные живые, человеком. С Владимиром Дмитриевичем Бекетовым, в понедельник вечером, в лаборатории.

— А какая у них техническая база, — восхищенно повествовал Андрей, — закачаешься! Любой прибор тебе притаранят, а если нет — закажут и привезут. В библиотеке интернет бесплатный, ксерокс. Не ждешь, как у нас, новый журнал месяцами, а качаешь данные из сети, и нет проблем!

— Можно подумать, здесь у тебя с интернетом проблемы, — хмыкнул Бекетов. — Ты же дома подключен.

— То дома, за собственные деньги, в свободное время, а то в универе. У нас ведь в универе даже для преподов интернет ограничен, а уж для нас… Нет, Владимир Дмитриевич, скажите мне честно — почему вы не захотели остаться в Штатах? Они так заманивали!

— Еще бы, — весело кивнул шеф. — Чтобы человек согласился питаться той замороженной целлюлозой, которую американцы выдают за еду, требуется уж очень роскошная приманка.

— Ну, там, конечно, все безвкусное, зато очень полезное для здоровья.

— Именно поэтому, видимо, большинство американцев вне зависимости от возраста напоминают шкафчик с ножками.

Андрей, не выдержав, засмеялся.

— Да, толстых там без счета. Даже девчонки в универе почти все весят за центнер. Я сперва просто балдел! И все-таки, Владимир Дмитриевич, — он посерьезнел, — ну, не из-за этого же? Вам такие деньги предлагали — можно отсюда еду возить, на самолете. Ну, скажите, почему вы отказались? Мне никто из ребят не верит — говорят, не может быть, от таких денег никто не откажется. Вруном называют! А я не знаю, что им ответить.

— Твое счастье, — хладнокровно заметил Бекетов. — Потому что ответ ужасен, и тебе лучше его не знать.

— Владимир Дмитриевич! — вскричал заинтригованный Петренко. — Да я никому! Никогда! Вы только мне скажите!

— Ну, смотри, не пожалей.

Владимир Дмитриевич наклонился к уху ученика и зверским, леденящим душу шепотом сообщил: