Александра Авророва - Шутка с ядом пополам

— А почему не ездишь ты?

Марина пожала плечами:

— А я преподаю и пишу пьесы. С моими весьма средними способностями, чтобы добиться действительно интересных результатов, надо отдаваться науке целиком. Володя часто говорит, что я распыляюсь. Сперва боролся с этим, теперь махнул рукой. Никто, говорит, не поможет человеку, пока он сам этого не захочет. Если предпочитаешь тратить свои силы на посредственностей и зарывать талант в землю, бог тебе судья.

Вика вдруг поняла, почему Маринка с непривычной словоохотливостью так подробно обо всем рассказывает. Пока она делает это, Бекетов для нее жив. Вот закончит, вернется домой — и снова вспомнит о его смерти, а сейчас словно забыла. И Вика живо поинтересовалась:

— На каких еще посредственностей?

— У нас с Владимиром Дмитриевичем принципиально разный подход к преподаванию. Когда я сама училась, он вел у нас занятия на младших курсах, и я тогда еще обратила внимание… Студенты, не склонные к науке, для него не существуют. Он абсолютно не стремится чему-либо их обучить, автоматически проставляет зачеты и тройки, а общается исключительно с несколькими самыми умными, зато общается на равных. А я считаю, не всем же двигать науку, правда? Физика ведь имеет и прикладной аспект, а чтобы быть инженером, не надо быть семи пядей во лбу. Я стараюсь, чтобы каждый, кто хочет обучиться, имел такую возможность — если, разумеется, он не непроходимо глуп.

— И правильно!

— А Владимир Дмитриевич полагает, я трачу впустую время и силы. Правда, теперь он перестал вести общий поток, а занимается только с теми, кто выбрал его специализацию, так что его подход себя оправдывает. А я читаю лекции на младших курсах, и мой подход тоже себя оправдывает. В конце концов, именно я обнаружила и прислала ему и Андрея, и Женю! Кстати, Володя очень мне за них обоих благодарен. Вот они, видишь?

Марина указала на фотографию. Неопознанными там оставались два совсем молоденьких парня, лет по восемнадцать. Один — вылитый Леонард Ди Каприо, обаятельный и голубоглазый. Второй менее симпатичный, слишком уж чернявый да носатый.

— Вот этот красавчик — Андрей или Женя? Он и в жизни такой обаяшка?

— В жизни он гораздо обаятельней. Это Андрей Петренко. Сейчас он — лучший Бекетовский аспирант, а на первом и втором курсах учился у меня. Ему двадцать пять.

— Серьезно? Я бы дала меньше.

— Да, у него такой имидж — милого бесхитростного подростка. На самом деле он отнюдь не бесхитростен. Непростой, очень непростой мальчик. Я в свое время с ним намучилась, — и Марина улыбнулась так радостно, словно повествовала о самых светлых мгновениях жизни. — Способности есть, а заниматься не хочет. Надеется, стоит глянуть на преподавательницу невинными голубыми глазками — и получишь пятерку даром. Потом, правда, понял, что у такого монстра, как я, даром ничего не получишь. Вынужден был начать серьезно учиться — и увлекся. Ну, а уж как попал к Бекетову, тут проявил себя с самой лучшей стороны. Кстати, только что отучился год в США, там защитился, а теперь будет защищаться у нас. А ведь, если б не Бекетов, наверняка уже давно жил бы в Штатах и работал программистом, а замечательные научные способности пропали бы даром. Он на первом курсе явно был настроен на нечто подобное.

— Удивительно, что передумал, — с уважением констатировала Вика.

— А это Женя Гуревич, — Марина указала на оставшегося парня и почти с восторгом добавила: — Характер — не приведи господь. Заканчивает первый курс, а гонору на десять академиков. Я его до сих пор вынуждена иногда демонстративно проворачивать через мясорубку. Я этого не люблю, но ему полезно.

— В каком смысле — проворачивать через мясорубку?

— А делать из него котлету. Понимаешь, у него ситуация противоположна Андрюшиной. Андрюша ладит с людьми слишком хорошо, а Женька слишком плохо. Андрюша пытался схалтурить по лени, а Женька по самоуверенности. Ему кажется, он может спокойно пропустить все основы и сразу приступить к великим открытиям. Да, с его способностями он действительно может пронестись по основам галопом, но совсем без них обойтись нереально. А ему мнится, общий курс физики он еще в своей физ-мат школе изучил вдоль и поперек, пусть дураки тратят на него время, а он и так умнее всех. И вот вызываешь этого юного гения к доске и даешь ему простенькую на вид задачу — но требующую знания определенных методик. Он тыркается туда-сюда — все без толку. А группа смотрит, хихикает — при его самолюбии это нож острый. Потом вызываешь к доске крепкого середнячка, который зато дал себе труд сделать домашнее задание, и этот середнячок спокойно все решает. Тут уж бедный Женька просто кипит от ярости: какой-то идиот справился, а я нет? И на некоторое время до него доходит, что фундаментальная методическая подготовка тоже необходима. Да, стандартные методы и воззрения можно в определенной ситуации отвергнуть — но для этого как минимум их надо знать. Месяцок он учится, как надо — а потом характер снова берет свое. К сожалению, у Женьки довольно плохие взаимоотношения с группой. С ним умеет ладить одна Кристинка, но она отчислилась, и теперь он остался в полной изоляции.

— У них с Кристинкой был роман? — неожиданно вмешался Талызин.

— Ну… до романа дело, мне кажется, не дошло. Хотя точно не знаю. Но не в этом дело! Володя говорил мне, что Женька — самый талантливый ученик, какой у него когда-либо был. А учтите, он всего-навсего первокурсник! Володя был просто счастлив, когда я их свела. Они последние месяцы очень интенсивно работали.

Марина неожиданно осеклась, глянула на фотографию и упавшим голосом сообщила:

— Все. Больше никого нет.

— Вы прекрасно всех описали, Мариночка, — поощрительно кивнул Игорь Витальевич. — А теперь — все-таки об угрозе самоубийства. При чем здесь Кристина?

Его собеседница опустила голову, и недавняя сцена, как наяву, встала у нее перед глазами.

День рождения Бекетова давался Марине тяжело. Встреча со старыми знакомыми, особенно с Лидией Петровной, больно разбередила душу. Хотелось хоть ненадолго остаться одной. Поэтому Марина тихонько отошла за перегородку, разделяющую помещение кафедры надвое, распахнула окно, села на стул и задумалась. Трудно судить, сколько она так просидела, когда чья-то рука легла ей на плечо. Впрочем, что значит — чья-то? Это мог сделать лишь один человек.

— И вы здесь, Владимир Дмитриевич? В той половине очень душно. Жаркая погода для мая.

— Итак, мы теперь на «вы» и беседуем о погоде? — улыбнулся Бекетов. — Мы ж сейчас не при студентах, Мариша, этикет ни к чему. Я понимаю, зачем ты сюда удрала. Не хочешь вспоминать прошлое?

— А кому охота бессмысленно бередить себе душу? — откровенно высказалась Марина. — Тебе развлечение, а для остальных — игра на нервах.