Елена Арсеньева - Любимая девушка знахаря

Вассиан что-то говорил, но Маруся почти не слушала. Совсем другие слова звучали в ее ушах: «Дом купить... да не абы какую избу, а роскошный, большой, просторный, с садом... и землю, и нескольких коров, лошадок... еще и останется». Неумолчно звучали, сладостным эхом отдавались!

– Ладно, – наконец обронила она, – пошла я их звать.

– Ну, Бог в помощь, – проговорил Вассиан, глядя ей вслед с нежностью.

Это была его надежда на спасенье. Его последняя надежда!

Ну да! В самом деле штаны Понтия весьма изрядно вздыбились!

В общем-то, в том не было ничего удивительного: низ живота – очень мощная эрогенная зона, что знает всякий, кто хоть немного понимает в сексе. Наша героиня все знала, все понимала, однако тем не менее удивилась, ибо подобной... реакции (опустим ради чинности-блинности нашего повествования другое слово, более подходящее по значению, хотя все уже и так поняли, о чем вообще идет речь) совершенно не ожидала. В ее планы вовсе не входило доставлять хотя бы мало-мальски приятные ощущения обманщику. Наоборот, она хотела доставить ему максимально ужасные ощущения!

И вот вам результат. Картина Репина «Не ждали», вот как это называется. Может статься, Понтий, конечно, мазохист...

Ого, какое интересное зрелище! Если бы сейчас у его джинсов расстегнулся ремень, они вполне могли бы не упасть, а повиснуть на... короче, понятно, на чем.

Между прочим, наречие «короче» тут очень даже уместно. Кажется, все, что Алёна видела в жизни из этой области, было изрядно короче. И тоньше... Вот разве что Дракончег был достоин сравниться с Понтием оснасткою.

Дракончег, если кто не знает, – прозвище одного из любовников нашей легкомысленной героини. Самого любимого любовника! Он был по восточному гороскопу Дракон (так же, к слову, как и писательница Дмитриева) и являл собою весьма примечательное создание во всех системах координат: что по вертикали, что по горизонтали. Само их знакомство заслуживает быть запечатленным в романе, ей-богу! А не далее как пару месяцев назад, чтобы не доставлять милому другу семейных неприятностей, поскольку он был женат (вообще наша разборчивая дама общалась только с женатыми мужчинами, никак не посягая на место законной супруги, Боже сохрани, – она была яростной противницей супружеских уз, для себя, имеется в виду), и не утратить возможности пребывать в его потрясающих объятиях, Алёна натворила таких дел, такие гонки с преследованиями устраивала, такую следовательскую работу вела... [22]

Словом, чтобы не растекаться мыслию по древу, можно сказать, что, если бы Дракончег и Понтий стояли рядом, Алёна теперь затруднилась бы, кого из них выбрать.

Но пока такая проблема не стояла. Стояло кое-что другое, и эта изумительная картина не могла не оказать своего влияния на ход размышлений и настроение нашей героини, которая была женщиной до мозга костей, до каждой жилочки и поджилочки. Глубоко ошибаются те, кто убежден: всякая истинная женщина при виде красивого молодого мужчины, находящегося в полной боевой готовности, норовит воскликнуть: «Ах, какой кошмар!», или прикрыть личико, как та Гюльчатай, или вовсе убежать от греха подальше. Отнюдь! Настоящая женщина немедленно ощутит призывную теплоту там, где положено, а мысли ее примут самый непристойный ход. Другое дело, что каждый понимает и воспринимает ситуацию согласно своей испорченности (или не испорченности), и именно от оных зависит, как себя дама поведет, что в ней возобладает – инстинкт или благопристойность.

Признаемся честно: в Алёне Дмитриевой возобладал инстинкт. Ну вот такая она легкомысленная дамочка! Однако всякая Дева по сути своей ехидна (следует пояснить, что здесь это слово не существительное, а краткое прилагательное), а потому ее своеобразное чувство юмора никогда не дремлет, даже в самые нежные минутки. Ох, будьте осторожны, направляясь с Девой в постель! Она способна затрястись от смеха в те мгновения, когда мужчина убежден, что партнерша должна – нет, просто обязана! – содрогаться от страсти. Оно, конечно, блажен, кто верует, и личное дело мужчины считать сии содрогания проявлениями смеха или восторга, однако факт есть факт.

Итак, Алёна поддалась своей сути всецело – она начала расстегивать ремень понтиевых джинсов.

Вообще, надо признаться, с мужскими ремнями у нее по жизни дело не ладилось. Ну вот не способна была наша героиня к их расстегиванию при всех своих несомненных умственных и физических достоинствах, и все тут! С другой стороны, девяносто процентов мужчин не в силах толком расстегнуть на женщине лифчик, что их страшно бесит. Реакция (читатель может подставить другое слово) от чрезмерных умственных усилий начинает ослабевать, мужчины начинают бояться оскандалиться – и именно потому срывают с дамы данную деталь ее туалета так, что идут клочки по закоулочкам (клочки лифчика, понятно, а не дамы), а вовсе не потому, что страсть заставляет так уж сильно спешить.

Ну а Алёна не спешила. Она сосредоточилась на ремне и потихоньку-помаленьку его расстегивала. В конце концов, и расстегнула – подумаешь, бином Ньютона! Понтий в это время висел, как мешок, никак не проявляя свого протеста или согласия с ее действиями, и только тяжело, нервно дышал. Все, что торчало, продолжало торчать, так сильно натягивая ширинку джинсов, что та, в конце концов, не выдержала напора – и расстегнулась практически сама, стоило лишь Алёне за нее взяться.

Открывшиеся в распахнувшейся ширинке трусы Понтия заставили нашу прихотливую героиню улыбнуться. Ей мгновенно вспомнилась одна сугубо криминальная ситуация, когда она вот так же расстегивала ширинку джинсов неподвижного (связанного по рукам и ногам!) молодого человека, а на волю вырывался смятый шелк трусов с изображенными на нем луврами и эйфелевыми башнями, триумфальными арками и пантеонами, нотр-дамами и разными прочими сакре-кёрами... Вообще история повторяется, подумала сейчас Алёна, вспомнив, как жестоко поизвращалась над носителем тех парижских трусов, мстя ему за... Ну, короче, было за что ему мстить, тому молодому и обворожительному поганцу! [23]

Нет, ничего подобного на Понтии надето не было. И все же трусы его свидетельствовали о наличии некоторой прихотливости мышления их обладателя. На них были изображены хорошенькие шампанские бутылки в ведерках (видимо, серебряных, видимо, со льдом), которые... светились – !!! – в полумраке подвала.

Ну что ж, неплохо, подумала Алёна, которая вообще была любительницей изысканного белья, как женского, так и мужского. В своем роде не хуже, чем секре-кёры и эйфелевы башни. Весьма сексуально.

И все же ничего сексуального по отношению к Понтию Алёна проделывать не собиралась. Все-таки она была утонченная особа, а каким образом можно получить удовольствие от мужчины, висящего в тисках обгорелых балок?! Вот разве что доставить удовольствие ему с помощью некоторых нехитрых общеизвестных действий... Но наша героиня отнюдь не была альтруисткой в любви, а тем паче – в сексе, во-первых, а во-вторых, никакого вообще удовольствия Понтий от нее не заслужил. Скорее он заслужил мучения. И сам виноват, что по слабости своей мужской натуры невольно дал в руки Алёны средство (напрашивается синоним – орудие , но это уже сильно отдает извращенностью!) против себя же самого, каковым она намеревалась сейчас воспользоваться на полную катушку. Ну должен же Понтий, наконец, сказать, что все тут ищут!