Андрей Воронин - Проводник смерти

Некоторое время он стоял неподвижно, разглядывая массивный, тяжелый и угрюмый главный сейф, в котором хранились взятые в залог драгоценности клиентов.

Ключи от сейфа лежали у него в кармане, а синяк, набитый этими ключами, когда он со всего маху грохнулся боком на пол, без остановки ныл и пульсировал на бедре.

Кораблев запустил руку в карман и задумчиво побренчал связкой, на время забыв о донимавшей его боли.

В сейфе лежал крупный куш, но в то же время это была огромная обуза, возиться с которой у Валеры Кораблева не оставалось ни сил, ни времени.

Он вынул из другого кармана превратившуюся в мятый, перекрученный ком пачку сигарет, кое-как расправил ее и заглянул вовнутрь. Большинство сигарет было сломано, но парочка все же уцелела, сохранив если не товарный вид, то хотя бы способность дымиться. С трудом ввинтив одну из них в щель между распухшими кровавыми губами, Кораблев отыскал зажигалку и закурил. Его сразу замутило от дыма, и он решил, что без легкого сотрясения мозга не обошлось — симптомы были налицо. «У тебя еще не то будет, — мысленно сказал он себе, бездумно вдавливая тлеющий кончик сигареты в полированную крышку стола, — если ты и дальше будешь стоять здесь, как шишкинская сосна посреди поля…»

Затолкав лежавшие на столе деньги в боковой карман сумки, он повесил сумку на спинку уцелевшего стула и, прихрамывая, побрел в крохотную умывальную комнату, стараясь не обращать внимания на лужи подкрашенной кровью воды, блестевшие на кафеле у дверей туалета.

Он долго умывался над раковиной, а потом еще дольше посыпал себя стрептоцидом и заклеивал пластырем, хорошо понимая, что нестись по улицам, истекая кровью, было бы просто глупо. Его нынешняя физиономия и без того способна привести в состояние боевой готовности всю столичную милицию, а если с нее еще и будет капать…

Он выключил свет в умывальной комнате и в туалете, плотно прикрыл двери и обошел весь ломбард, повсюду гася свет и закрывая все, что могло закрываться.

Выходя из разгромленного кабинета, он прихватил свою сумку, щелкнул выключателем и запер дверь на ключ.

Прежде, чем покинуть ломбард через запасной выход, он задействовал систему сигнализации.

В темном заднем дворе его поджидал неброский темно-синий «опель», запертый в загоне из металлической сетки. Забросив сумку с деньгами на заднее сиденье, Кораблев отпер сетчатые ворота и сел за руль.

Прежде, чем запустить двигатель, он немного помедлил, но в конце концов запустил руку под приборную панель и нащупал пистолет. Тайник, хотя и довольно примитивный, до сих пор оправдывал себя, но теперь настало время, когда пистолет мог понадобиться. Было очевидно, что драчливый капитан действовал в чьих угодно интересах, но только не в интересах государства или конторы, в которой служил, а значит, жизнь Кораблева теперь не стоила ломаного гроша. Попытка к бегству, пуля в затылок, а улики, с помощью которых его можно будет посмертно обвинить во всех грехах, со временем отыщутся.

Валерий положил пистолет в карман куртки и закурил последнюю уцелевшую сигарету. На этот раз она прошла как по маслу, и Кораблев запустил двигатель только после того, как докурил ее до самого фильтра.

Утро застало его очень далеко от Москвы, но все же недостаточно далеко для того, чтобы почувствовать себя в безопасности. Хуже всего было то, что он не представлял масштабов нависшей над ним угрозы. Возможно, дело ограничивалось одним-единственным сошедшим с катушек ментом, и тогда он зря бежал без памяти куда глаза глядят. Но вряд ли все было так просто. За Нагаевым наверняка стояла куча народу, и верхушка этой кучи, похоже, упиралась прямиком в облака, иначе капитан действовал бы гораздо осторожнее. Нет, чертов мент ничего не боялся, а значит, над ним такая «крыша», что может выдержать прямое попадание ядерной боеголовки.

Кораблев почувствовал, что у него слипаются глаза, вернее, то, что от них осталось после того, как сначала Муха, а потом Нагаев основательно потрудились над его физиономией. «Визажисты, — зло подумал Кораблев, бросив короткий взгляд в зеркало на свое распухшее, как у утопленника, черно-фиолетовое с переливами лицо. — Хирурги-косметологи, мать вашу перемать…»

Он снова посмотрел в зеркало заднего вида, стараясь на этот раз рассмотреть дорогу позади машины. Изрытое выбоинами, медленно приходившее в окончательный упадок шоссе было пустынно, насколько хватал глаз, и напоминало фрагмент какой-то антиутопии про жизнь после ядерного взрыва. Кораблев вел машину на первой передаче, старательно объезжая самые глубокие рытвины, и все равно ее трясло, как отбойный молоток. Это, конечно, был не автобан, но Валерий специально выбирал окольные трассы, тем более, что по качеству покрытия большаки были немногим лучше. Такая езда была убийственно тяжела, позади остался тяжелый день и еще более тяжелая ночь, так что не было ничего удивительного в том, что он начал засыпать за рулем.

«Была не была, — решил он и съехал на грязную обочину, поставив машину так, чтобы на нее попало как можно меньше грязной воды, если какой-нибудь шальной грузовик промчится мимо, не разбирая дороги и расплескивая скопившиеся в выбоинах лужи. — Надо вздремнуть хотя бы часок, а то ведь так и до беды недалеко. Свалюсь с моста в какой-нибудь ручей, где даже рыба не водится. Буду лягушек кормить… если они моей рожи не испугаются.»

Он заглушил двигатель и дисциплинированно затянул ручной тормоз. Зачем-то опустив солнцезащитные козырьки, он откинул спинку сиденья, стиснул в кармане рукоять пистолета и со вздохом облегчения смежил веки.

Сон навалился на него сразу — плотный, тяжелый, без сновидений. Разбудил его осторожный, вежливый стук в окно. Вздрогнув, Кораблев открыл глаза и некоторое время пребывал в недоумении, не в силах сообразить, где он находится и почему глаза никак не желают открываться до конца. Стук повторился, и память скачком вернулась к нему, заставив его сжаться от страха.

Ему казалось, что он спал не более пяти минут, на деле же, наверное, прошло часов шесть — восемь.

Машина совсем остыла, превратившись в холодильную установку, стекла запотели от его дыхания, и сквозь них невозможно было разглядеть того, кто вежливо, но настойчиво барабанил согнутым пальцем в стекло.

Вдобавок ко всему опять пошел снег пополам с дождем, и снаружи по стеклам лениво сползали тяжелые тающие хлопья, казавшиеся отсюда, изнутри, похожими на густые плевки.

В стекло снова забарабанили. Кораблев вдруг ощутил в правой руке нагретую теплом его ладони рубчатую рукоятку пистолета, и это придало ему уверенности в себе. Он взял из кармана на дверце сухую тряпку и протер стекло слева от себя.