Анна Данилова - Delete

Три трупа за двое суток. Ольга Померанцева и Аркадий Нежный были обнаружены неподалеку друг от друга, все на той же Кумысной поляне, в посадках. Брат же Аркадия, Валентин, убит в своей квартире. Все трое – удушены. Но если девушку удушили руками, то мужчин – удавкой. Чулком или лентой, чем-то синтетическим, потому что эластичная ткань, натянувшись, оставила на коже глубокие ссадины… Марк был уверен, что убийца – один и тот же человек. Вот только кто? Он очень надеялся на помощь Риты. Это удивительно, но она, оказывается, была знакома с обоими братьями. И тот пижон с золотым галстуком, заявившийся без приглашения на свадьбу, тоже их знал. Все они – из одной компании. За исключением, конечно, девушки. Хотя, быть может, Рита и ее знает? Вечером он покажет ей фотографию… Как же тесен мир! Все друг друга знают.

Открылась дверь, вошел Лева Локотков.

– Она здесь.

– Как она?

– Еще не понял. Во всяком случае, что-то говорит, плачет, но либо еще не осознала, что произошло, либо держится…

– Давай ее сюда. Как ее зовут?

– Людмила Георгиевна.

Локотков привел Померанцеву. Бледная женщина с простым, славянского типа лицом, с зачесанными назад волосами, в белой блузке и синей юбке. На ногах – новые, но дешевые босоножки. Глаза красные, но сухие. В дрожащих руках – скомканный носовой платок.

– Людмила Георгиевна, вы можете сейчас говорить? – Марк решил не произносить вслух слова соболезнования, чтобы не вызвать нового взрыва рыданий у несчастной женщины. Она, мать убитой девушки, больше всех заинтересована в том, чтобы поскорее найти убийцу. Поэтому он решил сразу же начать допрос: – Когда вы в последний раз видели свою дочь?

Померанцева закрыла лицо руками и замотала головой.

– Понимаю, что мои слова прозвучат странно… Но я не видела свою дочь давно. Понимаете, она живет с мальчиком, пианистом, Аликом Боном. Они, можно сказать, дети, влюбились, сняли квартиру и стали жить вместе. Моя Леля нигде не работала, не училась, жила… как бабочка… Я не смогла воспитать хорошую, послушную дочь, товарищ следователь. Я – женщина простая, педагогическим наукам не обученная и воспитывала ее по-своему, по-простому. Я много работаю, стараюсь, чтобы у моей дочери все было, но понимаю, что все равно не могу дать ей ничего…

– Вы говорите, она жила с парнем? Кто такой? Как зовут? Где учится?

– Говорю же, Алик Бон. Хороший, положительный мальчик. Заканчивает консерваторию. У него чудесные родители. Понятное дело, что моя дочь им никогда не нравилась. Нет, внешне она, конечно, очень красивая девочка, как кукла, но, кроме красоты, у нее ведь ничего нет… Она и не очень умна. Но Алик любит ее. Лариса Арчибальдовна, мама Алика, хорошая женщина, умная, но она не могла любить мою Лелю. Она же понимала, что Леля не даст возможности Алику заниматься. И я тоже предполагала, что так и будет. Но что мы, взрослые, могли сделать, если они уже приняли решение жить вместе, нашли и сняли квартиру… Я так понимаю, что родители Алика все это время ждали – насколько их хватит, они же понимали, что Алик долго не сможет терпеть Лелю. С ней тяжело, у нее трудный характер, она, как ни тяжело говорить это мне, матери, любит только себя… И пока мы ждали, чем закончится этот… роман, каждый из нас помогал детям, как мог. Родители Алика никогда практически не давали ему денег: покупали и приносили еду, даже проездные талоны. Они понимали, что он все деньги отдаст Леле…

Марк слушал и понимал, что эта женщина давно уже хотела выговориться и рассказать кому-нибудь о своей дочери и той ситуации, в которой она оказалась. И что, рассказывая сейчас об Ольге, она, забыв, что дочь мертва, хочет как бы узнать мнение постороннего человека о том, правильно ли она сделала, что позволила дочери уйти из дома и поселиться со своим парнем в снятой ими (на деньги родителей же) квартире. Ее желание поделиться с кем-то своими проблемами сбылось с большим опозданием, когда и проблемы-то уже не было, как не стало и дочери. Но Померанцева продолжала рассказывать о жизни своей Лели с Аликом, словно дочь была еще жива, а Марк вызвал ее, чтобы допросить именно об этом.

– Значит, вы видели Олю давно. Точно не припомните, когда именно?

– Недели две тому назад, если не больше… Думаю, она бывала дома в мое отсутствие, потому что из банки с манкой исчезли деньги. Не так много, но все равно… Нет, вы не подумайте, Леля их не украла, просто ей очень нужны были деньги… К тому же не забывайте, мы же с ней не чужие, она моя дочь. Единственная…

– Какие отношения были у нее с Аликом?

– Он очень ее любил, а она, думаю, нет. Просто жила с ним, чтобы не скучно было. Что ей делать одной дома? Я целыми днями на работе, а когда мы видимся, я толкаю ее в спину, иди, мол, работать или поступи куда-нибудь, где можно бесплатно учиться. Что так нельзя. Понятное дело, ей это не нравилось. Она, как и всякая красивая девушка, мечтала выйти замуж за богатого мужчину и уехать жить за границу. Алик же ей нужен был скорее как товарищ, понимаете? Когда вы его увидите, сами поймете, что он не подходит для роли мужа. Совсем еще мальчик. Домашний, умненький, конечно, он не пара моей Леле.

– Людмила Георгиевна, у вашей дочери были подруги, друзья, приятели… Вы не могли бы назвать несколько фамилий?

– Да, конечно… Хотя все это было в прошлом. С тех пор, как Леля ушла из дома, я уже не могла контролировать ее… Я не знаю, с кем она, кроме Алика, конечно, еще встречалась. Приятели… Она девушка красивая, за ней ухаживало много молодых людей, да только я и имен-то назвать не могу… не знаю…

– Скажите, если за вашей дочерью ухаживало много молодых людей, почему она выбрала именно Алика? Вы же сами говорите, что он ей не пара.

Померанцева взглянула на Марка как-то уж совсем беззащитно, словно ей было стыдно в чем-то признаваться. И тогда Марк сам спросил ее:

– Быть может, она просто использовала Алика, чтобы уйти из дома? Она жила с ним, избавив себя от необходимости объясняться с вами, отвечать на ваши вопросы, где и с кем она проводит время…

– Я тоже так думала. Ей было удобно жить с Аликом. Вот только он терпел, бедный мальчик… Что, если это он не выдержал и… убил ее? А?! – Она сказала и сразу же, словно испугавшись сказанного, прикрыла рот рукой. – Господи, прости меня!

Померанцева довольно спокойно, словно под действием гипноза или сильнодействующего наркотика, позволившего ей не впадать в истерику, сообщила Марку все, что знала о жизни своей дочери. Выписала из записной книжки имеющиеся там номера ее друзей, подруг, приятелей… Когда она вышла из кабинета, Марк с облегчением вздохнул. Он вдруг понял, что еще час-два – и до бедной женщины дойдет весь трагизм случившегося с ее дочерью, что она осознает наконец, что ее больше нет в живых. Сейчас она просто оглушена горем, к тому же на ее психику не могли не произвести впечатление стены кабинета следователя прокуратуры, как и посещение морга… Она вела себя, вдруг понял Марк, как человек, испытывавший глубокое чувство вины за свою непутевую дочь… Это читалось в ее затравленном взгляде. Быть может, она что-то скрыла? Конечно, скрыла. Она же мать…