Анна Данилова - Нирвана с привкусом яда

– Он может мне ничего не говорить, но я же не слепая, вижу, как он страдает, он наверняка познакомился с ними, когда приглашал позировать, но разве это повод для женитьбы? Да у него таких девок еще сколько будет?! Ох, Эрик, как же хорошо, что вы приехали!

Мать сама устроила эту неожиданную для Романа встречу, позвонив сыну и попросив его приехать домой, в город, и сказав, что это очень важно. С одной стороны, она хотела, чтобы приезд Романа явился приятным сюрпризом для австрийца, с другой – она хотела, чтобы Эрик увидел Романа неподготовленного, еще не остывшего от объятий своих беременных сожительниц. Ей хотелось, чтобы Роман пережил шок, чтобы, увидев Эрика, вдруг все понял и решил для себя, что так, как он живет, – непростительная глупость, слабость, идиотизм, что впереди его ждет совершенно другая, наполненная искусством и почитанием жизнь…

Раздался звонок. Эрик, сидевший в гостиной за круглым столом и похрустывающий домашним печеньем, бросил взгляд на чрезмерно взволнованную Гончарову. Та встала со своего стула, на котором сидела неподвижно вот уже полчаса в ожидании прихода сына, и, одернув пиджачок теперь уже белого костюма, украшенного золотой старинной булавкой, доставшейся ей в наследство от матери (всю жизнь нигде не работавшей, поскольку ее муж до конца своих дней был директором маслозавода), и не спеша, сдерживаясь, чтобы не броситься со всех ног в переднюю, пошла открывать.

– Сынок, – сказала она, увидев его и потянувшись к нему, чтобы обнять, прижать к своей груди. Но вдруг сердце ее похолодело. Она отпрянула от сына, словно увидела за его спиной взвившуюся до потолка змею.

– Мама, познакомься, это Наташа.

В переднюю вошла, покачиваясь на высоких каблуках, эффектная стриженая блондинка с непроницаемым, как у куклы, ярко раскрашенным лицом.

– Салют, – сказала девица, протягивая Гончаровой белую холодную руку. – Как дела?

– Я думаю, она время от времени навещает их могилу, – говорила вечером Жене Алла, вспоминая свою встречу с Позднышевой. – Так запомнить расположение могилы… Чует, что зря обидела человека, что из-за какой-то там клиентки потеряла дружбу и доверие Ольги, а заодно и верной ее подруги – Ирины. Знаешь, вот говорю сейчас о них, и до сих пор не верится, что их нет в живых.

Женя, молча жарившая котлеты у плиты, кивком согласилась с ней. У нее из головы не выходил Диденко, звонивший ей днем и обещавший и сегодня заглянуть к ним на ужин. Что это он так зачастил к ней – из-за Аллы, красивой молодой вдовушки, или же его всерьез заинтересовало дело двух ее подружек?

– Знаешь, Сергей сегодня звонил, обещал прийти, – сказала она равнодушным тоном, за которым скрывалась маленькая ликующая радость. Ей нравился этот молодой человек, но она знала, что он ходил или будет снова заходить к ней теперь уже исключительно по делу и что их любовная связь, разорванная еще полгода тому назад, вряд ли возобновится, и злилась на него, да и на себя из-за этого.

– Я знаю, он звонил мне, – удивила ее Алла. – Я ему рассказала про Вилли, того человека, который одолжил Ольге деньги на покупку машины, а он сказал мне, что выяснил адреса родителей тех, первых Воробьевой и Капустиной.

Вот как?! Они уже и перезваниваются!

– И ты пойдешь к ним?

– Конечно, пойду. Ты же сама теперь знаешь, что дело тут нечисто. Я просто уверена, что моих девчонок убили. Скорее всего, какой-нибудь маньяк…

– …убивающий всех Воробьевых и Капустиных, рожденных в восьмидесятом году?

– Женя, не понимаю, что тебя так веселит? Ты ревнуешь меня к Диденко? Напрасно. У меня и в мыслях нет…

– Понимаешь, племянница, видимо, у меня возраст такой – критический, все мне кажется, что я старше всех… Ничего с собой поделать не могу.

– Женя, но если твоя болезнь, именуемая ревностью, так сильно запущена, может, я тогда переберусь в гостиницу? Сама знаешь, мне это ничего не стоит… Но пойми, если Диденко будет навещать меня и там, то ты уже ничего поделать не сможешь. И дело не в Диденко, а в твоем отношении к нему, к нам… Успокойся. Помимо любовных отношений, поверь, существуют и просто деловые. У нас с ним общее дело. Тебе оно неинтересно, потому что погибли не твои, а мои подруги. Так что решай, уходить мне в гостиницу или нет…

– Алла, ну что ты такое говоришь… – Женя покраснела, со стыдом признаваясь себе в том, что в последнее время даже не старалась сдерживаться, постоянно демонстрируя племяннице свою незаинтересованность этим делом. – Извини меня… Кажется, я перегнула палку…

– Ты хотя бы понимаешь, что вообще произошло? Две пары подруг с одинаковыми именами и фамилиями, одного и того же года рождения погибли на машине в одном и том же месте, между Алексеевкой и Базарным Карабулаком. Что это – дичайшее совпадение или же чудовищная закономерность, придуманная нездоровой психикой какого-то убийцы?

– Может, у них в прокуратуре компьютер глючит, а ты панику устроила. Ты правильно решила – действительно, надо бы тебе встретиться с родителями тех, первых девчонок, расспросить, что да как, посмотреть их фотографии, может, это совсем другие люди…

– Вот! О фотографиях я и думаю. Постоянно. Представляешь, у меня нет с собой ни одной общей с ними фотографии. Не знаю, как так получилось. Когда я уезжала, то все свои вещи перебрала, многие выбросила, а бумаги ненужные сожгла… Но не помню, чтобы среди них были фотографии Оли и Ирины.

В квартире, где прежде жила Алла, уже пять лет как жили квартиранты, и Женя на правах единственной родственницы, которой Алла доверяла, как самой себе, брала с них каждый месяц плату и переводила на банковский счет племянницы. Сумма накопилась немалая, но богатенькая вдовушка, занятая своими, не стоившими и выеденного яйца, как считала Женя, проблемами, даже не поинтересовалась этим вопросом. И только теперь, когда всплыла тема фотографий, Алла вспомнила, что в квартире оставила запертым один ящик письменного стола, в котором, возможно, и сохранились какие-то фотографии и старые бумаги, такие, как библиотечный формуляр, давнишняя сберегательная книжка, телефонные счета…

– Надо позвонить, предупредить квартирантов о своем приходе и порыться в этом ящике, – проговорила Алла, с горечью замечая в своей тетке произошедшие с ней перемены: совсем она сбрендила, ревнует к следователю, и с какой это стати? – Женя, что-то не так?

Женя, накрыв блюдо с жареными котлетами тарелкой, села за стол, плеснула себе минеральной воды и достала сигареты:

– Черт, так стареть не хочется… Понимаю, что ты здесь ни при чем и что про Диденко я сама себе все придумываю, но смотрю на тебя и понимаю, что старею в то время, как ты наливаешься соками, что хорошеешь день ото дня, скоро и Натан забудется, а в твоей жизни появятся новые мужчины или же один мужчина, которого ты полюбишь, быть может, еще больше, чем своего покойного мужа, и он тоже будет тебя любить… Ты прости меня, Алла. У меня работа нервная, я в последнее время каких-то грымз играю или старых шлюх…