Анна Данилова - Нирвана с привкусом яда

Он примчался в Саратов из Москвы, устал с дороги, она приготовила ему ванну и в каком-то нервном возбуждении показывала ему, где стоит шампунь, где лежат полотенца… А когда он вышел в синем мужском махровом халате, укрывавшем в свое время плечи многих загостившихся здесь любовников Жени, от нее не ускользнул вопросительный взгляд Григория, спрашивающий ее: а кто тот мужчина, кому принадлежит этот халат? Она ответила молчанием, но, считая себя виноватой перед Натаном за свой непонятный, но волнующий ее до дрожи в коленях роман с Диденко, снова подошла к Грише и по-родственному, с примесью, быть может, материнского чувства, посчитала себя обязанной опять поцеловать его. Она была благодарна ему за заботу, но еще не поняла, рада ли она его приезду, или же он теперь станет крупным (в прямом смысле этого слова) препятствием между нею и красивым следователем.

Григорий же, воспламененный еще первым ее поцелуем и уже представляющий Аллу в своей холостяцкой постели (непременно в черном белье, какой он увидел ее однажды в приоткрытую дверь в их с Натаном спальне, когда зашел к ним, чтобы пригласить на какую-то важную встречу), воспринял ее второй поцелуй почти как приглашение к новой жизни и, потеряв голову, ответил на ее поцелуй, при этом так стиснув эту, пока еще не принадлежащую ему женщину, что едва не расплющил ее…

– Натан, – прошептала Алла, спутав имена, до которой лишь сейчас дошло, зачем этот мужчина приехал сюда, не позвонив. – Ты что это?

Поняла, что назвала Гришу Натаном, и спросила себя, хороший это знак или дурной.

– Правильно, ты правильно оговорилась, я готов заменить тебе Натана, только скажи, только пожелай… Ты будешь со мной жить еще лучше, чем с ним, поверь мне… Я же знаю, какая ты, мне мой брат много рассказывал о вашей жизни, мне будет нетрудно заменить его… Ты же знаешь… – он продолжал страстно целовать ее шею, щеки, глаза, губы, – ты же знаешь, я никогда не был женат, у меня есть все, чтобы сделать тебя счастливой, – нет прошлого, а впереди будущее, и только с тобой… Ну же, соглашайся!

Звонок в дверь оглушил обоих. Григорий отпрянул от нее, высокий полноватый мужчина с мокрыми после душа черными волосами, с розовым лицом и испуганными от собственной решимости и напора глазами.

– Подожди, Гриша. – Она высвободилась из его рук и пошла открывать. Она знала, что это Диденко.

– Привет, солнышко! – Это была Женя, веселая и немножко сумасшедшая, не глядя на Аллу, она сразу же начала раздеваться. – Я ужасно спешу… Не хотела тебе говорить, но я перебираюсь к Вилли, я приехала, чтобы взять с собой немного вещей…

Взгляд ее наконец-то остановился на племяннице:

– Представляешь, он подарил мне букет львиного зева, он любит меня, а я люблю его. Мы будем теперь жить вместе. Только не осуждай меня, что я так скоро решилась, здесь нет никакого расчета, просто мне с ним так же спокойно и хорошо, как было с Мишей, моим покойным мужем, понимаешь? Нет, он, конечно, не такой, но зато мне с ним удивительно приятно, я нашла то, что мне нужно… Расслабилась совсем, превратилась в розовый душистый студень, понимаешь? И в то же время у меня появилось столько сил! И еще… – Алла понимала, что ее нельзя останавливать. – Господи, я вся дрожу… У меня будут роли! В кино! А может, мы переедем в Москву, я еще точно не знаю… планов много, вот бы только с катушек не слететь… Алла, как жалко, что умер твой Натан… Я знаю, с ним ты была счастлива… Ты прости меня за это мое счастье, которое я обрушиваю на твою бедную вдовью голову… Сейчас вот покидаю в сумку самое необходимое… кстати, ты не видела, куда я дела свой купальник? Мы с Вилли собираемся завтра на Волгу… Так вот, сейчас я соберу сумку и оставлю тебя…

Алла сделала страшные глаза и показала на дверь, ведущую в кухню, где находился Григорий, затем приложила палец к губам, мол, замолчи немедленно… Фраза, начатая Женей, должна была, по мнению Аллы, закончиться примерно так: «…соберу сумку и оставлю тебя с Диденко на всю ночь…» – или что-нибудь в этом духе.

Женя замолкла на полуслове и вопросительно взглянула на дверь. Видимо, оценив ситуацию, а может, наоборот, ничего не поняв, но вспомнив, что она актриса, она вдруг сказала:

– …соберу сумку и… поминай, как звали!

Алла улыбнулась и кивнула головой.

– Женя, у меня гости… Гриша!

Григорий, оглушенный монологом внезапно появившейся, по всей вероятности, хозяйки квартиры, то есть родственницы Аллы, вышел из кухни, где он приходил в себя после поцелуя, и представился:

– Я – Григорий, брат Натана…

– Евгения, очень приятно… и неожиданно…

– Приехал вот за Аллочкой. Думаю, она уже развеялась, немного пришла в себя… Нам с ней пора в Москву. Дела, знаете ли…

– Вы извините, – засуетилась Женя, кидаясь в спальню, как в речку с холодной водой, и продолжая оттуда бросать фразы: – Но я очень спешу, у меня тоже, знаете ли, дела… Это хорошо, – она вынырнула из спальни с ночной сорочкой в руках, – это хорошо, что вы приехали… Аллочке здесь скучновато, тем более что меня почти никогда не бывает дома… А то расследование, которое она ведет, все равно бессмысленно, девчонок-то не вернешь… Она вам сама все расскажет… Алла, ты должна была предупредить меня, что у нас гости, а то я с самого порога выложила тебе все новости своей личной жизни, – пробормотала она, пытаясь придать своему голосу смущение и растерянность, – неудобно как-то получилось…

– А что за расследование? – удивился Григорий. – Что-нибудь случилось?

Алла, привалившись к стене и не вмешиваясь в разговор Жени с Григорием, спрашивала себя, что будет, когда раздастся звонок в дверь (а это должно произойти с минуты на минуту) и на этот раз на пороге возникнет Диденко? Жене-то что, ей все равно, в ее жизни появился Вилли, а что она скажет Сергею, как представит Григория и наоборот – как она объяснит Григорию ночной визит молодого следователя? Срочным делом? И почему ей так не хочется, чтобы Григорий заподозрил ее в связи с этим человеком? Чего она стыдится? Натана-то уже нет! А жизнь продолжается…

Еще в одном чувстве, охватившем ее, она попыталась разобраться: почему, увидев Григория и успев побывать в его недвусмысленных объятиях, она испытала примерно такое же благостное умиротворение, как тогда, в гостиничном номере, куда умыкнул ее с Чардыма Натан? Неужели причиной тому – кровь братьев, Натана и Григория, которая действует на нее, как прохладная морская вода, успокаивает, баюкает и делает ее безмятежной и сильной? И если Диденко – это порыв страсти, фонтан плотских удовольствий и напоминание о бурной веселой молодости, то Григорий – вторая по счету мирная гавань, именуемая браком… Когда он, прижав ее к себе, поцеловал, она увидела себя подающей ему на завтрак (в их с Натаном огромной квартире, на кухне) омлет с брынзой (как любил Натан и непременно должен любить Григорий).