Анна Данилова - Печальная принцесса

Тело унесли. Соседка ушла, Марк дал ей на всякий случай свою визитку. В комнату вошла женщина с заплаканными глазами.

– Вы – следователь?

– Да. Моя фамилия Садовников. Марк Александрович.

– Я тоже соседка. Как и Вера Ильинична. Только живу через стенку от девчонок – Кати и Лили. Это я нашла Лилечку. Страшная смерть! Так нелепо – сидеть на полу, вытянув ноги, с чулком на шее! Она никогда бы не поступила так, слышите? Никогда. Даже если бы ее сбросили с небоскреба, она бы думала о том, как будет смотреться на асфальте. Как в анекдоте…

– У вас есть что рассказать?

– Есть. Ее убили! Это я точно знаю.

– Вы вот сказали, что у меня необыкновенное лицо, что оно исполнено душевной боли, так? Вы правы… У меня вообще такое чувство, словно все, что происходит со мной, – сон. Кошмарный сон. И это потрясающе, что сейчас, когда мне так плохо и я не могу оставаться дома одна, вы, словно чувствуя это, пригласили меня к себе, попросили попозировать. Получается, что кто-то там, наверху, не хотел, чтобы я и дальше страдала, и послал мне вас, Рита. У вас здесь тихо и спокойно, никого, кроме нас двоих, нет, я могу быть уверена, что нас никто не подслушает?

Рита покачала головой. В мастерской были только они, маленькая Фабиола спала в доме, и стоит ей только проснуться и подать голос, как с помощью «электронной няни» ее тотчас услышат.

Рита привезла натурщицу в загородный дом, в новую мастерскую, и теперь, чувствуя, что ей попалась интересная собеседница, вполне созревшая для того, чтобы поделиться своими мыслями и чувствами, художница радовалась тому, что ей хотят довериться. Ей не терпелось проверить предположение относительно того, что эта девушка потеряла кого-то близкого, и предложить ей свою помощь. Верно ли она истолковала выражение ее лица, ее взгляд и даже болезненный цвет кожи?

– Я не помешаю вам работать своими разговорами? – внезапно встрепенулась девушка.

– Успокойтесь, Катя. Здесь, как вы правильно заметили, кроме нас двоих, никого нет и не будет в течение еще нескольких часов, пока не вернется мой муж. И я буду рада, если предложение пожить у меня какое-то время, пока я не закончу ваш портрет, позволит вам пережить тяжелый для вас период. Но вы заинтриговали меня, честно говоря.

Рита смотрела на совершенно белый лист бумаги, на котором она собиралась потренироваться углем, мысленно набрасывая черты лица девушки и пытаясь увидеть не существующие пока линии, штрихи, тени. Это было особое состояние, когда картина рисовалась где-то внутри, наполняясь многочисленными и обманчивыми чертами, в сущности и составляющими портрет. Эта внутренняя работа требовала, помимо вдохновения и сосредоточенности, еще и элемента любви, интереса к натурщице.

– Я бы могла, конечно, начать свой рассказ с описания нашей первой встречи с Лилей, но тогда, думаю, исчезнет то особое чувство утраты и трагичности, которое теперь, когда ее нет, только усилит впечатление и заставит вас воспринять некоторые детали ее биографии особым образом.

Рита с трудом заставила себя промолчать, испытывая в душе странное, с примесью стыда, чувство удовлетворения после того, как она узнала, что не ошиблась: Катя на самом деле кого-то потеряла.

– Она повесилась. Этой ночью. Мы были с ней близкими подругами. Жили вместе. Она снимала у меня комнату. Мне казалось, что я так хорошо ее знаю… Много всего было, и хорошего, и плохого. Но я никогда бы не предположила, что она способна на такое.

Рита и на этот раз промолчала, посчитав, что ее возможная, вызванная желанием не показаться черствой, дежурная реакция на эту «новость» («Да что вы такое говорите?!» или «Какой ужас!») лишь помешала бы рассказчице продолжать говорить. Она лишь выразительно посмотрела на нее, широко раскрыв глаза, давая ей понять, что она удивлена, поражена, потрясена услышанным: не каждый же день слышишь, что уходит из жизни молодая девушка.

– Я вернулась домой под утро. Честно говоря, у меня было свидание, но я никогда не высыпаюсь в чужой постели.

Такая откровенность обескуражила Риту, она снова взглянула на белый лист бумаги и только теперь вдруг поняла, увидела, как белое пространство начинает постепенно заполняться бликами и тенями, как проступают некоторые, самые яркие черты лица. Работа пошла. Легким движением угольной палочки она только повторила, закрепила, сделала реальным и видимым увиденное лишь ею.

– Я вот тоже высыпаюсь только дома, – поддержала Катю Рита.

– Вот и представьте себе. Я открываю дверь ключом, иду на цыпочках по коридору до своей двери, прохожу мимо полураскрытой Лилиной – и невольно поворачиваю голову. Я никогда не забуду эту картину! Лиля сидит на полу… Вроде бы куда-то смотрит, но на самом деле она уже ничего не видит. Лишь глаза полураскрыты. Вы бы видели ее, какая она была при жизни! Вот уж точно, вы прошли бы мимо меня и остановили свой взгляд на ней. Она настоящая русалка: длинноволосая, зеленоглазая, и все в ней такое нежное, длинное, утонченное, ни за что не скажешь, что она – деревенская девушка.

– Вы же сказали, что она повесилась. А теперь говорите, что она сидела на полу, – вернула ее в реальность Рита. Рука торопилась обессмертить линии, уголек нежно царапал бумагу.

– Странно, да? Я тоже сначала ничего не поняла. Подумала, что она просто напилась. Хотя она никогда не злоупотребляла. Мартини ей, правда, нравилось, еще шампанское и, конечно, пиво в жару. Она всегда говорила, что жажду хорошо утолять только пивом, и она, я думаю, по-своему была права. Так вот. Я подошла к ней поближе, позвала ее, я же не знала, что она умерла. Опустилась перед ней на колени, взяла ее руку в свою, хотела как бы пожать ее, поддержать, что ли. Дело в том, что в последнее время у нее было не все в порядке. Она так много настрадалась, бедняжка, так много плакала! Но об этом потом. Понимаете, я взяла ее руку в свою, и она оказалась совсем холодной. И только потом, подняв глаза, я увидела на ее шее чулок. Такой… прозрачный или, можно сказать, телесного цвета, не могу сказать, что я видела все ее чулки, но такой, как мне показалось, увидела в первый раз. Получается, что она его как бы специально купила. Потому что рядом на полу же валялась коробка, а в ней – новый чулок, он выскользнул из коробки, словно змея. Я еще подумала тогда (вот дурочка-то!), что она могла бы воспользоваться своими старыми черными чулками или даже колготками, зачем покупать новые-то? Представляете, что может прийти в голову в такую минуту?! Вообще-то это довольно странно. Она обвила шею чулком, петлей, а потом, вероятно, удавилась под тяжестью собственного тела. Выбрала такой вот способ. Это чтобы не покупать пистолет, не вбивать крюк в потолок, не вешаться в туалете, над унитазом, привязав чулок к трубе…