Анна Данилова - Платиновая леди

«Раз, два, три – отомри!» Валентина вздохнула, словно ей кто-то до этого мешал дышать, и подошла к массивной металлической двери, оклеенной пленкой, маскирующей ее под дерево. На лестничной площадке, получается, была всего одна-единственная квартира. Видимо, хозяева ее объединили все три квартиры. План созрел в одно мгновение. Вот он, электрический щиток, дверца приоткрыта. Валентина заглянула внутрь и поняла, что он не функционирует – новый электрический щит, вероятно, находится теперь в самой квартире, а этот остался с тех времен, когда на площадке проживали три семьи. И от него когда-то тянулись вниз все провода, грубо замаскированные толстой фанерой, выкрашенной в белый цвет. А вот и щель… Действительно, широкая. И угораздило же ее, эту дамочку, выронить ключи таким образом, что они скользнули прямо в темноту, вниз, в грязь и неведомую электрическую паутину. Не каждая женщина отважится сунуть в эту щель руку. Валентина пошарила в карманах, но, не найдя ничего подходящего, решила поискать алюминиевую проволоку или что-нибудь наподобие этого во дворе дома или на помойке. Но это потом. Сейчас приедет машина с водителем, который передаст хозяйке квартиры ключи, и она останется там. Может, завтра утром она уйдет на работу, к примеру, или к парикмахеру, словом, туда, куда отправляются утром нормальные женщины, а Валентина попытается достать упавшие ключи. И тогда в ее жизнь хотя бы на полчаса вернется элемент цивилизации – ванна. Это пока было пределом ее мечтаний. Она не видела ванну уже тысячу лет, как не видела и всего остального, чем прежде была наполнена ее жизнь… Сейчас же ей оставалось только одно – мыть полы в подъезде. Она делала это по собственной инициативе, зная, что в ЖЭКе сократили единицу уборщицы и что жильцы этого и других близлежащих домов решили сами нанять уборщицу, которая согласилась бы за копейки убирать подъезды (Валентина случайно оказалась возле дома в тот момент, когда там проходило собрание). Понятное дело, что никто не согласился, и тогда Валентина на свой страх и риск вымыла два подъезда, затем через три дня еще раз и еще… А через месяц пошла по квартирам собирать деньги за уборку подъезда. Все спокойно отдавали по пять рублей с человека, мало интересуясь тем, кто мыл лестницы и сколько раз в неделю. Набрала триста шестьдесят рублей и была счастлива и этим деньгам…

Дамочка вернулась минут через двадцать (Валентина наконец-то увидела ее: высокая хрупкая шатенка в зеленых шелковых брюках и белой кружевной блузке), позванивая ключами, которые ей передал, очевидно, муж. В течение этого времени Валентина домыла подъезд, нашла несколько кусков разной проволоки, ржавый крюк возле мусорного бака и вернулась на третий этаж, чтобы убедиться в том, что на лестничной площадке никого нет. Ей понадобилось не более пяти минут, чтобы выудить из черной, жутковатой и пугающей своим электрическим нутром щели эту связку блестящих новеньких ключей. Это было самым настоящим богатством. «Если бы я была воровкой , – подумала она, – то, забравшись в эту огромную квартиру, ограбила ее подчистую, вынесла что только можно… Жаль, что я не воровка».

Когда в подъезде уже нечего было делать, она села на скамейку возле дома, спрятанную под густой старой вишней, чтобы проследить за движениями жильцов интересующей ее квартиры. Она мало думала о том, какие последствия могут быть, если ее застанут там. Если бы она об этом думала, то не сидела бы на скамейке, а давно бы уже спустилась в колодец и спала бы там, медленно умирая от стыда и грязи, в которую загнала себя сама… Да и вообще она в последнее время научилась не думать о каких-то вполне конкретных вещах и проблемах, чтобы не омрачать и без того беспросветное и тягостное существование. Она понимала, что выхода все равно нет. И вот сейчас, прижимая к груди связку ключей, она спрашивала себя, что мешает ей перед тем, как оказаться на нарах, все-таки ограбить эту плывущую к ней в руки квартиру, чтобы купить себе приличную одежду, заказать сытный обед в ресторане, снять номер в гостинице, и ответа не находила. Видимо, ее мозг отказывался вообще воспринимать эти вопросы, как нечто чужое, незапрограммированное, идущее вразрез с общей системой ее мышления. Подобный сюжет об ограблении она воспринимала лишь как художественный вымысел – книгу, фильм – или же как документальный репортаж с места события, не имеющий к ней никакого отношения.

Те триста шестьдесят рублей разошлись очень быстро – на хлеб, молоко, дешевую колбасу и кусок мыла. Она попыталась помыться в колодце, куда Сергей принес ведро воды, и помылась, сдирая с кожи грязь и несколько раз намыливая голову. Волосы ее давно превратились в паклю, кожа – в коричневый пергамент… Тело и вовсе грозилось в скором времени стать скелетом.

Она растерялась, когда увидела, что девушка из интересующей ее пятнадцатой квартиры (на женщину она не тянула из-за детского выражения лица и какой-то необычайной хрупкости тела) вышла из подъезда и направилась в сторону гастронома. Валентина решила не покидать свой наблюдательный пункт, чтобы не пропустить самого главного – ее возвращения. И она, эта молоденькая хозяйка, вернулась. В руках она держала завернутый в полиэтиленовый пакет кочан бледно-зеленой капусты. «Ну конечно, она же собиралась варить щи. А куда же она дела те, что он не съел, ее муж? И где ее вообще черти носят, если она не знает, что съел или не съел ее муж? А может, это вовсе и не жена его, а приходящая любовница и одновременно кухарка и домработница – три в одном флаконе?!» Валентина почувствовала сонную оцепенелость. Голод заставил все ее внутренности уменьшиться в размерах, и теперь ей достаточно было утром лишь выпить воды да съесть кусок булки, чтобы не испытывать боли в желудке. Сергей тоже похудел, но голод терзал его куда сильнее, он даже плакал по ночам, словно его завывание и стоны прибавили бы еды в колодце, где они жили.

А ведь еще полгода тому назад у них была однокомнатная квартира, которую Сергей продал, чтобы начать свое дело – торговать продуктами на Северном рынке. Он все подсчитал, они сняли комнату там же, в поселке Солнечном, и Валентина сама стояла за прилавком, продавая рыбные консервы, макароны, майонез и сосиски, и торговля шла неплохо. Выручку она каждый вечер отдавала Сергею, не зная, что он спускает ее в игровых автоматах здесь же, на Северном рынке… А потом он втайне от нее продал все холодильное оборудование, остатки товара, чтобы отыграться… Отыгрался. Они остались совсем без денег. Их, как котят, хозяин вышвырнул из комнаты, оставив себе в счет уплаты за жилье их теплые вещи: Сережину куртку и каракулевую шубу Валентины… Им в ту ночь даже негде было переночевать. Они забрались в подъезд одного из домов, но жильцы вызвали милицию, и их выгнали оттуда. Чтобы их не повезли в отделение, Валентине предложили ублажить милиционера прямо в милицейском «газике». Сергей, услышав это, стал избивать молодого милиционера первым, что попалось под руку, – осколком кирпича. Валентина, понимая, что если им сейчас не удастся вырваться и убежать, то их посадят в тюрьму, повесив на них все что угодно (начиная с квартирных краж и кончая убийствами), решила помочь мужу и обрушила на голову незадачливого милиционера-любовника доску… Он рухнул и потерял сознание. «Главное, что он жив… Пошли отсюда скорее…» И они садами, помойками, посадками добрались до экспериментальных пшеничных полей Института Юго-Востока, шли вдоль огромных алюминиево-блестящих даже в темноте труб ТЭЦ, пока не наткнулись на глубокий и теплый от этих горячих труб колодец – бетонную коробку, в которой можно спрятаться и от холода, и от людей. И тогда там, в колодце, с ней случилась первая истерика. Она кричала на Сергея и била его кулаками по голове, упрекая в том, что он лишил ее крова над головой и теперь обрек на верную смерть. Слишком уж стремительно развивались события, прежде чем она успела сообразить, что ее муж – игрок, что он болен игроманией и что он, даже находясь в колодце, думает о том, как бы ему отыграться… Потом были еще скандалы – оказалось, что то, что Сергей зарабатывал на разгрузке вагонов и строительстве дорог, на цветочных плантациях или рынках, он продолжал проигрывать в игровых автоматах, принося в колодец, где она его ждала, лишь хлеб и колбасу. «Мне тебя нужно было огреть той доской и остаться с тем милиционером, может, он и помог бы мне, если бы я переспала с ним…» Они тогда наговорили друг другу много оскорбительного, даже грозились убить друг друга. Валентина не могла работать – нервное расстройство повлекло за собой полную потерю физических сил. Устроив в колодце постель из старых фуфаек и грязных одеял, которые удалось найти на помойке, она много спала, словно набираясь сил, пока не поняла, что умирает… И вдруг в один прекрасный день ей стало легче. Часть сил словно вернулась к ней, и она поняла, что это пришло второе дыхание, что бог, которому она время от времени неумело молилась, дал ей шанс… Она стала мыть подъезды, покупать себе еду и приходить в себя. Предстояло настолько окрепнуть, чтобы наняться в продавцы на рынке. Там она уже не пропадет и с голоду не умрет, там вокруг люди, если силы оставят ее, то хотя бы вызовут «Скорую»…