Анна Данилова - День без любви

Она в отличие от мужа говорила тихо, спокойно и знала, что каждое сказанное ею слово будет услышано Николаем и что именно это ее природное внешнее спокойствие и терпение пока что и удерживает их брак. Брак, который, как ей казалось в самом начале, основывался на страстной любви.

– Ничего, как-нибудь проживем, – внезапно затихал и он. – У меня пособие, пусть небольшое, но хозяйство…

Николай привез ее из России в Шумен, в дом деда – большой, но ветхий, требующий ремонта, с большим садом, запущенным огородом, двумя козами, тремя курицами, одним индюком и старой больной собакой. Родители Николая погибли в Стамбуле, при землетрясении – никто так и не понял, что они забыли в Турции, к кому поехали, вроде бы в гости к какому-то болгарскому турку, другу отца. Дед же Николая, Райко Колев, тихий сумасшедший, доживающий свой век в старческом доме, давно пребывал в своем, полном каких-то фантастических звуков, мире.

Ирина, в полном недоумении от такой унылой и бедной жизни, в которой сложно было найти что-то приятное (понятное дело, что Николай, предлагая ей жить в Болгарии, нарисовал их будущую жизнь в более радужных, жизнеутверждающих красках), тем не менее понимала, что в Россию она все равно не вернется, это не в ее характере, она не привыкла отступать, и что она не хуже болгарских женщин, сумеет как-то устроиться в этой жизни, в этом пока еще чужом для нее мире. И должно пройти какое-то время, прежде чем она освоится и поймет, чем ей заниматься и как себя вести, чтобы выбраться из нищеты. В глубине души она понимала, что Николая она не любит и никогда не любила, что поначалу это была страсть, а потом – желание как-то изменить свою жизнь, попробовать жить вместе с мужчиной, с мужем. До встречи с Николаем у нее были какие-то влюбленности, романы, но все это теперь, когда она оглядывалась назад, казалось ей полудетским, несерьезным. Николай же был реальным мужчиной, взрослым, хотя и эгоистичным, самолюбивым, не в меру ленивым, нервным, ревнивым, но в то же самое время невыразимо нежным и ласковым. Если бы не эти два последних качества, она бы никогда не вышла за него замуж, даже если бы он был богат и удачлив.

Потом была попытка устроиться в зоомагазин – но и там ничего не вышло. Хозяйка магазина внезапно разорилась и уехала из Шумена в Русе, к дочери, Ирина снова осталась без работы. Язык давался с трудом, ей постоянно казалось, что болгары – это те же русские, которые подзабыли свой язык и теперь смешно коверкают слова, делают их какими-то детскими, игрушечными, несерьезными. Кондитерская называлась «сладкарницей», аэропорт – «летище», обувь – «обувки», пивная – «бирария», мороженое – «сладолед», железнодорожный вокзал же произносился и вовсе странно – «жэпэгара». К тому же первое время она никак не могла привыкнуть, что кивок головы означает отрицание, а когда человек мотал головой, что по-русски означало бы «нет», в Болгарии значило – «да». Хотя уже очень скоро, отрицая что-то, Ирина тоже научилась задирать подбородок и «цыкать», а кивать головой в знак несогласия.

Постепенно наладился быт. Вдвоем, ничего толком не умея, они с Николаем отремонтировали дом – подштукатурили, побелили кривоватые, волнистые стены, выровняли полы, постелили толстые шерстяные килимы, оставшиеся еще со времен бабушки, покрасили оконные рамы, повесили купленные на базаре за один-два лева немецкие и бельгийские («втора рыка») занавески. Ирина подштопала и выстирала настенные вышитые болгарские национальные коврики – розы на черном фоне (мрачновато, зато теперь комнаты смотрелись как этнографический музей). Огромное количество металлических мисок, которые Ирина нашла в чуланчике, были тщательно вычищены и пущены в ход. Пришлось учиться пользоваться дровяной печью, готовить на ней.

Когда в доме откуда ни возьмись появлялись деньги (Николай время от времени с приятелем-турком занимался контрабандой сигарет и алкоголя), Ирина покупала ткань и шила себе что-нибудь на старенькой швейной машинке, или – дешевую грубую овечью шерсть, из которой научилась вязать чорапы и терлицы (чорапы – носки, терлицы – короткие турецкие вязаные тапочки). Соседка-турчанка, Несибе, научила ее готовить из козьего молока брынзу. Продав два Ирининых золотых кольца и браслет, молодые купили скромный телевизор, антенну. Ирине иногда казалось: все, что с ней происходит, – долгий и болезненный сон. Она смотрела этот сон, училась жить в нем и все равно ждала, что вот она проснется, наденет свой любимый домашний халат (она оставила его в Москве, подарила сестре перед отъездом), зайдет в сверкающую чистотой и пахнущую мылом ванную комнату и пустит горячую воду в ванну, заберется в нее и будет лежать долго-долго, пока не прогреется не только телом, но и душой.

Залаял Цезарь – громко, зло, словно увидел кого-то чужого. Ирина подошла к окну и увидела идущего по дорожке сада человека. Несмотря на то что собака лаяла отчаянно и рвалась с цепи, он шел уверенной походкой, и именно по походке она его и узнала. Стефан. Родной брат Николая. Совершенно не похожий на него, антипод – светловолосый, нежный, улыбчивый, просто душка. Цезарь, рассмотрев его, тоже смолк, завилял хвостом, Ирина увидела, как Стефан присел возле пса и ласково трепал ему загривок.

– Привет, малыш. Цезарь, умница, хорошая собака. Дай лапу. Дай! Вот молодец! Браво!

Ирина вышла на крыльцо. Стефан, увидев ее, просиял, схватил за руку, притянул к себе, поцеловал в щеку:

– Здравей, Ирена! Как си?

– Добре. Нормально. А ты? Как дела, Стефан? Сто лет у нас не был. Твоя адская машина дожидается тебя.

Под адской машиной она имела в виду металлоискатель. Стефан привез его давно, из Пловдива, где жил со своей подружкой – танцовщицей кабаре, Стефкой. Когда Ирина впервые увидела этот прибор, инструмент, эту махину, она почему-то сразу поняла, что она предназначена для поисков золота. Хотя прежде она, возможно, видела такое по телевизору, где же еще? Спросила еще тогда в шутку у Стефана: клады приехал искать? И тот вполне серьезно ответил – да, и ничего смешного в этом нет, здесь многие ищут золото и находят. Привел примеры, даже называл имена людей, якобы нашедших золотые монеты или самородки; она так и не поняла, потому что отнеслась к этому как к мальчишеской, нереализованной в детстве, навязчиво-романтической идее. Однако Николай ночью, когда они легли спать, сказал, что Стефан на самом деле ищет золото и вроде бы даже знает место, где можно его найти.

– Ты хочешь сказать, что Стефан хочет найти месторождение золота? – Ирина даже рассмеялась.

– Да тише ты, – он даже хлопнул ее по руке. – Тише! Стефан услышит. Какие самородки… Он монеты ищет, клады, понимаешь?

– Но откуда здесь клады?