Андрей Воронин - Инструктор спецназа ГРУ

Когда Илларион вернулся, «Леннон» все еще болтал, оживленно жестикулируя. Увидев Забродова, он сделал в его сторону извиняющийся жест и быстро закруглил разговор.

— Все, малыш, — сказал он, — мне пора. Целую в попку. Сама ты дурочка.

Он отключил телефон и с немного виноватым видом вернул его Иллариону.

— Все зло в мире от женщин, — оправдываясь, сказал он. — Во всяком случае, почти вся нервотрепка. И подавляющее большинство бессмысленных вопросов, добавил он, подумав.

— Например? — спросил Илларион, запуская двигатель и отъезжая от тротуара.

— Например: куда ты едешь? Или: а зачем тебе туда надо? Что может быть бессмысленнее этих вопросов после того, как я сказал, что у меня неотложное дело? Отвечаю сразу: бессмысленнее этих вопросов может быть только вопрос, есть ли у меня другая женщина.

— По-моему, вполне естественный вопрос, — пожал плечами Илларион.

— Я где-то читал, что то, что наиболее естественно, наименее всего приличествует существу, наделенному разумом… Я не говорю, что этот вопрос неестествен. Я говорю, что он бессмыслен: если у меня есть другая, я этого не скажу, а если я скажу, что нет, мне не поверят… Так какой смысл спрашивать?

— Резонно. Так что же ты ответил?

— Что у нее красивые глаза.

Илларион рассмеялся. Мимо тянулись бесконечные пригороды, микрорайоны, глухие заборы ремонтных мастерских и непонятных заводов, проложенные поверху теплотрассы и трубопроводы — пыльная изнанка большого города, вечно замусоренное царство плохо налаженного транспорта и ежедневной восьмичасовой каторги, отбываемой ради московской прописки. Несмотря на ранний час и начало рабочей недели, навстречу то и дело попадались подвыпившие работяги.

— На работу, как на праздник, — прокомментировал «Леннон». — Мой папахен тоже всю жизнь так проработал: наденет спецовку, нарисуется перед мастером, а потом через дыру в заборе и — к пивной бочке. В обед, само собой, чего покрепче, ну а после работы — святое дело…

— И что?

— И ничего. Возвращался с работы — мы тогда недалеко от железной дороги жили — и шагнул прямо под электричку. Когда мы за ним в морг приехали, от него все еще водкой разило… Или мне тогда показалось?

— Думаю, показалось, — сказал Илларион. — И как вы с матерью это пережили?

— Ну, праздновать мы, конечно, не стали — неудобно все-таки. Но вздохнули посвободнее. Мне тогда уже пятнадцать было, все понимал. В этом возрасте все все понимают.

— А теперь?

— А теперь я часто думаю: отчего он так пил? Это понятно, что алкоголик, но с чего-то же он начал. Что-то его толкнуло. Мать говорила, что лет до тридцати он в рот не брал. Может быть, это какая-то генетическая программа, и я через пару лет тоже сопьюсь?

Город как-то незаметно сошел на нет, и вокруг привычно замелькали неброские подмосковные пейзажи, тут и там испохабленные следами разумной деятельности царя природы. Илларион с легкой тоской подумал о том, что всего несколько дней назад он спокойно ехал на рыбалку, знать ничего не зная ни о полковнике Се-верцеве, ни, тем более, о капитане Рябцеве с майором Жангалиевым. Сорокину с коллегами придется капитально перешерстить свое ведомство, подумал он. Да и Мещеряков без дела не останется. Кто-то ведь Северцева на меня навел… А еще было жаль озера — о том, чтобы продолжать как ни в чем не бывало ловить там рыбу, не могло быть и речи. Придется поискать другое место.

Мелькнул указатель, и Илларион свернул на проселочную дорогу. Вскоре за полосой кустарника, тянувшейся вдоль дороги, блеснула стоячая вода. Забродов снизил скорость, внимательно вглядываясь в придорожные кусты, но нужное ему место заметил не он, а «Леннон».

— Похоже, это здесь, — сказал он, указывая на участок живой изгороди, где листва слегка пожухла и казалась какой-то примятой.

Илларион остановил машину и вышел на дорогу. Да, похоже, так оно и есть: кора кое-где ободрана, несколько тонких стволюв сломано — кто-то явно потрудился здесь, придавая им вертикальное положение… Со сноровкой бывалого лесовика он проскользнул сквозь путаницу ветвей и увидел болото. В глаза ему бросилась лежавшая неподалеку длинная жердь, вырубленная совсем недавно, от силы три-четыре дня назад. Толстый ее конец был покрыт присохшей тиной.

Илларион поднял жердь и стал прощупывать ею трясину. До дна он не достал, во в одном месте жердь уперлась во что-то твердое.

— Есть, — сказал он «Леннону», который с треском, как танк, продрался сквозь кусты и теперь балансировал на самом краю болота, нелепо размахивая руками в попытке удержать равновесие. — Метра полтора.

Протянув руку, он не дал своему попутчику последовать за «опелем» Алехина и вернулся к машине. Забродов развернул «лендровер» носом к кустам и, отпустив тормоз укрепленной на переднем бампере лебедки, потянул прочный стальной трос к тому месту, где в трясине лежала машина убитого капитана.

— Искупаться не желаешь? — спросил он у «Леннона», который с глубокомысленным видом тыкал шестом в трясину. — Впрочем, лучше я сам. Подержи-ка.

Он отдал «Леннону» пистолет и, держа трос в руке, полез в болото. Над поверхностью стоячей воды с радостным плотоядным звоном взвились полчища комаров.

— Вот черт, — сказал Илларион. — Про них-то я и забыл. Слушай, Василий, ты можешь подстрелить комара влет?

— Влет не могу, — вздохнул «Леннон». — Вот когда сядет, тогда пожалуйста. Только они почему-то так и норовят сесть вам на голову. Стрелять?

— Не стоит. Все равно патронов не хватит.

Илларион погрузился в болото с головой и, орудуя на ощупь, обвязал тросом задний бампер «опеля». Вязкая тина затрудняла движения, и он провозился дольше, чем рассчитывал. Наконец он с помощью «Леннона» выбрался на берег.

— Водяного вызывали? — спросил он.

— Похож, — подтвердил друг Василий. — Ну просто вылитый.

Илларион снова продрался сквозь кусты, подумав мимоходом, что еще немного, и он протопчет здесь вполне приемлемую тропу, и включил лебедку. Двигатель заныл, трос натянулся, и тяжелый «лендровер» вдруг пополз по дороге к стене кустов, в которой исчезал вибрирующий трос — болото ни в какую не желало расставаться со своей добычей. Илларион помянул господа бога и запрыгнул в кабину, обильно пачкая сиденье вонючей болотной жижей. Врубив заднюю передачу, он стал отрабатывать назад. Колеса «лендровера» с ощутимым усилием вцепились в дорогу, пробуксовали, снова схватились за грунт — и болото уступило. Оставшийся на краю трясины «Леннон» разразился приветственными криками, увидев, как перепачканный тиной и увешанный, словно сигнальными флажками, длинными прядями болотной травы трос медленно пополз из воды.

Илларион остановил машину, пока она не свалилась в болото с противоположной стороны насыпи — теперь вполне хватало лебедки. Его беспокоило только одно — как бы бампер «опеля» не оторвался. Лезть в болото по второму разу ему не хотелось.