Анне Хольт - Что моё, то моё

– Что, по-вашему, должна значить та записка, – спросил он, указывая на что-то ножом. – Получай по заслугам. Кто получил по заслугам? Ребенок? Мать? Общество? Полиция?

– В обоих случаях записка предназначалась матерям, – ответила Ингер Йоханне. – Хотя убийца не мог быть уверен в том, что именно мать найдет Кима. Отец тоже вполне мог спуститься в подвал. А в случае с Сарой имеются достаточные основания полагать, что убийца предвидел, что пакет никогда не попадёт непосредственно к адресату. Он не дурак. Мне кажется, важнее содержание записки, а не размышления на тему, кому она предназначается.

– Что именно вам кажется важным в содержании?

Ингвар включил плиту и вынул из шкафа сковороду, не спрашивая, где она лежит. Ингер Йоханне уселась на стул и внимательно рассматривала кусочки льда, плавающие в стакане.

– Я, честно говоря, считаю, что нужно начинать совсем с другой стороны, – медленно проговорила она.

– Хорошо. Но с какой?

Он потёр руками глаза.

– Начинать надо с начала, – сказала она, задумавшись, словно вспоминала о чём-то. – Исходить из того, что мы имеем. Из фактов. И постепенно выстраивать версию. Никогда не делать выводов, пока не готов фундамент. Это опасно.

– Всё это так.

Ингер Йоханне выпрямилась и поставила стакан на стол. От плиты пахло очень аппетитно. Ингвар расставил тарелки и стаканы, разложил ножи и вилки. Потом он сосредоточенно вырезал затейливое украшение из помидора.

– Вот, – удовлетворённо сказал он и поставил на стол сковороду. – Луковый омлет. Вкусная и полноценная еда.

– Трое детей, – задумчиво проговорила Ингер Йоханне, приступая к ланчу. – Если предположить, что Эмили похитил тот же преступник. Мы не можем этого утверждать, однако допустим… Трое детей пропали. Двоих вернули назад. Мёртвыми. Мёртвые дети.

– Мёртвые дети, – машинально повторил Ингвар и отложил вилку. – Нам до сих пор неизвестна причина их смерти.

– Постойте!

Она взмахнула рукой и продолжила:

– Кто убивает детей?

– Преступники, совершающие правонарушения на сексуальной почве, и автомобилисты, – пробубнил он мрачно.

– Этих детей убил не автомобилист. Нет также никаких оснований предполагать, что они подверглись сексуальному насилию. Ведь так?

Он кивнул.

– В таком случае, могло иметь место сексуальное принуждение, которое не оставляет явных следов, – предположил он. – По крайней мере, это возможно.

– Но что тогда у нас остаётся, если мы не будем принимать в расчёт половые преступления и автомобильные аварии?

– Ничего, – сказал он, поднося вилку ко рту.

– Вы едите слишком быстро, – сказала она. – И вы ошибаетесь. У нас есть ещё масса вариантов. То есть у вас. У вас есть ещё масса вариантов.

Омлет ей понравился. Он немного переборщил с луком, но пряности придавали блюду приятный вкус.

– Пойдём дальше, отталкиваясь от фактов: убийства детей в принципе крайне редки. И вам, и мне известно, что большинство таких убийств совершается в состоянии аффекта. Процент рецидивистов среди преступников в данной области минимален. Убийство, как правило, является результатом семейного конфликта, ревности или… просто несчастного случая. Пьяной ссоры. Слово за слово – и так далее. Кроме того, орудие преступления – нож или дробовое ружьё. Бац. И кто-то становится убийцей. Такая схема. Это всё давно известно. Дети не часто бывают непосредственно вовлечены в такие ссоры, во всяком случае как жертвы.

– Если не принимать в расчёт подростков. Они убивают друг друга гораздо чаще. Преступность постоянно молодеет. Мне кажется, что четырнадцатилетнего подростка можно назвать ребёнком. Помните, тот мальчик, которого задушили в январе? В школе на Мёллергата.

Ингер Йоханне опустила глаза:

– Да-да. Но в этих случаях речь идёт о соперничестве. Подростки убивают ровесников, очень редко других людей. А в ситуации с преступлениями сексуального характера преступник совершает убийство, чтобы скрыть следы своего преступления. То есть, пытаясь скрыть насилие, совершает преступление ещё более тяжкое – убийство. Случаи, когда убийство происходит во время, а не после сексуального насилия, единичны. Я общалась со многими преступниками, совершившими убийство, чтобы скрыть насилие. Некоторые из них не могут осознать и перенести даже самой мысли о том, что они сделали. Они испытывают страх. Стыд. Боль. Не от самого насилия. Его они могут объяснить. Но от убийства. Им невыносимо думать о смерти ребёнка.

– Ну и кто же, по-вашему, наш преступник?

Он допил молоко и довольно похлопал себя по животу.

– Человек, который способен убивать невинных детей… Похищать их, убивать и возвращать родителям вместе с весьма странным сопроводительным письмом… Такие действия может совершать психически больной человек, умеющий найти оправдание своим поступкам.

– По его мнению, они вполне допустимы. То есть он сумасшедший.

– Нет. Он не сумасшедший. По крайней мере, не в привычном смысле слова. Он не психопат. Иначе он никогда не смог бы осуществить задуманное. Не забывайте о том, насколько… изящны его преступления. Насколько продуман весь его план. Что вы имеете в виду, называя преступника «сумасшедшим»? Изувеченную душу? Тогда всё верно. Безумие? Едва ли.

– Но для него убивать детей – благо, так я понял? То есть он полагает, что убивать детей хорошо, но при этом он не безумен?

– Да. Или нет. Вполне возможно, он сожалеет о том, что дети должны умереть. Но у него есть какая-то высшая цель. Можно сказать, некое поручение. Особого рода… задача, что ли.

– Поручение от кого?

– Неизвестно, – коротко ответила она.

«Ты дурачишь меня, – пришло ей в голову. – Я сижу перед тобой и выкладываю элементарные вещи, до которых ты и сам давно додумался. Сколько убийств ты расследовал? Сколько убийц с психическими отклонениями ты видел? Ты прочёл кучу работ об этом. Ты лукавишь. Думаешь, меня так легко одурачить? По той или иной непонятной причине для тебя важна моя помощь. Я не дам обвести себя вокруг пальца».

– Кофе? – предложила она и начала наполнять кофеварку водой.

Ёмкость переполнилась, и вода начала стекать по ручке.

– Сначала вам стоит прочитать все имеющиеся у нас документы, – продолжал Ингвар. – Всё, что у нас есть. А потом вы сможете составить портрет по каждой из жертв. В данном случае сделать это будет несложно, поскольку жертвы – дети. И очень нелегко, поскольку необходимо будет проделать большую работу и с их родителями, чтобы иметь полную картину. Так постепенно, начиная с самого начала, вы составите образ нашего преступника. Если, конечно, вы правы. В том, что это мужчина. Вот ваша задача. Если, конечно, вы захотите нам помочь…

Энергичность, с которой он произнёс последнюю фразу, напугала её. Она выключила воду и чуть не выронила из рук колбу.