Анна Данилова - Миф Коко Банча

– Ты мне только скажи, как могло случиться, что Оскар вошел в нашу семью? Ведь он мог бы так же, как и Владимир Сергеевич, дать тебе денег и исчезнуть. Но он пришел ко мне как врач, он осмотрел меня после всего, что было… Ты был уверен, что я не узнаю его? Ведь, если все было так, как ты говоришь, я при виде человека, изнасиловавшего меня, могла бы поднять крик!

– Оскар говорил мне, что ты была без сознания и не могла видеть его…

– Разве нельзя было найти другого врача?

– Нам важно было не выносить все это из семьи. Ты можешь меня не понять, но мужчина… он так устроен, что только общество может осудить его за этот поступок. С точки зрения природы же он вел себя так, как и всякое другое животное. Они не совладали с собой, понимаешь? Вам, женщинам, этого не понять. Оскар любил тебя, он не хотел, чтобы ты узнала.

– Но раз ты их так защищаешь, то зачем тогда их убил?

– В моем кармане ключи… Брюсов переулок… Уходи, тебе нельзя оставаться здесь…

– А что в той квартире?

Рита знала, что там, по словам Оскара, жила семья, которая заплатила за квартиру в Брюсовом переулке за год вперед.

Но Виктор Панарин уже не слышал ее. Его голова упала набок, глаза закатились, и она поняла, что потеряла своего отца второй раз.

Когда она осознала, что сидит на полу в луже крови, а на коленях ее – голова мертвого отца, ей стало страшно. Из соседней дачи продолжали доноситься темпераментные и дразнящие чувства звуки испанской гитары, которые, накладываясь на зловещую тишину этого дома, в котором витала сама смерть, воспринимались как насмешка над человеческой жизнью и всей ее суетностью. Амфиарай мог не слышать выстрелов, а это означало, что у нее есть возможность выбраться из этого проклятого места никем не замеченной, добраться до Москвы и уже оттуда позвонить в милицию и сообщить о двух трупах в Марфине.

Рита, аккуратно положив отца на пол и закрыв ему глаза, приблизилась к Владимиру Сергеевичу и, склонившись над ним, приложила палец к его шее в том месте, где должна была находиться сонная артерия, чтобы убедиться в том, что и он мертв. Ничего не определив таким образом, но понимая, что раз он не дышит, значит, неживой, Рита, немного осмелев, принялась искать телефон. Ей надо было срочно позвонить Можарову и попросить его приехать за ней. Она обнаружила аппарат на веранде на столе и принялась набирать номер Сергея. Можаров, на ее счастье, отозвался очень скоро.

– Сережа, я в лесу, вернее, на даче под Марфином. Прошу тебя, забери меня отсюда, пока не поздно. Я буду ждать тебя на Сколковском шоссе, на повороте к Марфину. Пожалуйста, поторопись… никому не говори о моем звонке и где я, потом все объясню.

– Но где же я тебя найду? И как ты оказалась ночью в Марфине?

Рита и сама затруднялась ответить, где именно он может ее встретить. И вдруг, вспомнив о том, что Владимир Сергеевич привез ее на дачу на машине, на той самой черной машине, в которой она прежде ездила с Амфиараем, она сказала Сергею, что перезвонит.

Машину она водить умела, но плохо, Оскар позволял ей изредка покататься за городом, но и этого умения вполне хватило бы, чтобы доехать до МКАД и оттуда – до Троекуровского кладбища. Во всяком случае, центральный вход на кладбище был бы идеальным ориентиром, и там Можаров смог бы ее подобрать уже на своей машине. Она перезвонила и объяснила, где и в какой машине будет ждать его.

– Но почему на кладбище? Рита, что случилось?

– Я расскажу тебе все при встрече. Так ты приедешь за мной?

– А ты думаешь, нет?

– Значит, договорились.

Она отключила телефон, сунула его в карман и прямо на веранде переоделась, сняла с себя выпачканную в крови одежду и засунула ее в пакет. Завернулась в сорванную с окна шелковую занавеску, скрепив ее на груди булавкой и прихватив визитницу Владимира Сергеевича, в таком виде вышла из дома. Пакет она сунула под заднее сиденье, достала ключи и, чувствуя, как дрожит все тело, едва попала в замок зажигания. Завела мотор, затем снова вышла из машины, открыла ворота, вернулась в машину, дала задний ход и медленно выехала на дорогу, развернулась. Оставалось только запереть ворота. Проехав несколько метров по направлению к Сколковскому шоссе, она совсем замерзла и вынуждена была остановиться, чтобы накинуть на себя висевший за ее спиной кожаный пиджак Амфиарая. Или Владимира Сергеевича. Он хоть и не согрел, но в пиджаке она уже выглядела не так странно, как в шелковом коконе, и это придало ей уверенности в себе на тот случай, если ее встретит представитель ГИБДД.

Машина, казалось, не ехала, а плыла по густым и вязким волнам ее очередного сумасшедшего сна. Она устала от этих снов, от этих кошмаров, от разочарований и предательств. Нога ее давила на газ, и чем быстрее двигалась машина по пустынному шоссе, тем быстрее хотелось развить скорость с тем, чтобы в конечном счете взлететь, и уже оттуда, сверху, посмотреть на всех, кого она оставила внизу, другим, более осмысленным взглядом. Она так хорошо себе это представила, что испугалась. И вдруг поняла, что единственным человеком, который смог бы ее удержать от этого последнего в ее жизни полета, был Можаров.

Она, притормозив, достала из кармана чужого пиджака платок и, промокнув взмокший лоб, медленно покатила по Кольцевой автодороге по направлению к Троекуровскому кладбищу. Она знала, что меньше чем через час она увидит Сергея, и сердце ее при этом радостно сжималось.

– Брюсов переулок, я как-то совсем упустила из виду, что Оскар сдавал там квартиру… И что же вы увидели, когда вернулись в Москву с Троекуровского кладбища?

Лучи жаркого августовского солнца плескались в воде, прогревая маленьких уточек и лебедей. Рита с располневшей, на восьмом месяце беременности, Таей сидели на скамье возле самой воды в Ботаническом саду и не могли нарадоваться обществу друг друга. На коленях Таи лежала развернутая газета с раскрошенным батоном, которым они кормили птиц. Рита сутки назад вернулась из Лондона и теперь, отпустив няню с коляской, в которой спал маленький, месячный, Оскар, погулять по аллеям сада, была рада остаться наедине с подругой.

– В ту ночь, как ты понимаешь, мне и так хватило впечатлений, я Сергею ничего не сказала об этой квартире и о том, что рассказал мне перед смертью отец. Зачем ему знать, что какие-то два подвыпивших парня… не хочу даже вспоминать…

– А я отлично помню тот день, – сказала Тая. – Володя приехал сам не свой, сказал, что его, возможно, скоро посадят, хотя он здесь ни при чем. Я была уверена, что речь идет о валюте или каких-нибудь иконах, потому что до этого он чуть не вляпался, купив по дешевке ворованную икону, и тогда он откупился. Я только одного не могу понять, когда он успевал встречаться с тобой в этом лесу? Ведь я почти всегда приезжала на дачу вместе с ним. У нас за домом была целая плантация клубники, и мне даже нравилось ухаживать за ней.