Карло Вилла - Выгодная смерть

— Незапятнанным? Вот неожиданное слово!

— Но оно отвечает той единственной концепции правосудия, какой придерживаются в нашей стране.

Солнце уже зашло, и его отблеск покрывает гладь моря серебром. На некоторое время оба забывают обо всем, любуясь медленной сменой красок. Наконец Вердзари встает и, повернувшись к лестнице, ведущей вниз, нарушает молчание:

— А Фавити?

Де Витис отвечает важно — как человек, который добился желаемого:

— Можете доверять ей, как мне самому.

Необходимость ждать обратно пропорциональна социальному положению человека. Чем выше ты стоишь на общественной лестнице, тем меньше приходится тебе ждать, а вот бедняк, можно сказать, всю жизнь проводит в ожидании: на почте, в приемной врача, на перроне вокзала. Поезд у него, как правило, не скорый, а пассажирский, зачастую ему приходится путешествовать на своих двоих, это словно еще больше растягивает ожидание. Тот, кто зависит от другого, всегда в ожидании, с утра до вечера, и все ждет чего, — то от завтрашнего дня. Но это «что-то» либо не наступает вовсе, либо каждый раз обманывает ожидания верный знак незащищенности и несвободы человека. Сильным мира сего не нужно надеяться, им незачем сидеть в приемной.

Этторина Фавити заждалась. Его превосходительству пора бы уже вернуться. Последний поезд из Риомаджоре приходит в восемь тридцать, а сейчас уже больше девяти. От вокзала до виллы «Беллосгуардо» всего несколько минут на такси, и ей не терпится узнать, чем кончилось свидание, для которого она предложила воспользоваться домом ее родителей. Хоть бы он поскорее вернулся. Когда решается твоя судьба, неизвестность с каждой минутой все тяжелее.

Она на кухне, держит ужин на плите, чтобы не остыл, но делает все машинально, мысли ее далеко, они вернулись к недавним мгновениям черной, грызущей тоски, от которой у нее кружится голова: прошлой ночью ей приснился очень странный сон, и она никак не разберет, что бы он мог означать. В сотый раз приподнимает она крышку кастрюли и загадывает: если к приходу Де Витиса соус не остынет, значит, все будет хорошо. Затем решительно закрывает кастрюлю: до приезда хозяина она ее больше не откроет.

Вот он наконец. Такси притормаживает и въезжает в сад; от скрипа гравия под колесами на душе у Этторины становится спокойно и печально: еще секунда и она все узнает. Де Витис входит в дом, и достаточно видеть его спокойные, впервые за долгое время не закрытые темными очками глаза, чтобы забыть все страхи, а его веселый голос залечивает любые раны.

— От свежего воздуха у меня разыгрался аппетит! Итак, дело сделано. Этторина спешит на кухню, возвращается оттуда с большим блюдом и, ободренная хорошим настроением прокурора, не выдерживает:

— Ваше превосходительство…

— Ну-ну?

— Мне сегодня приснился сон…

— Бесконечная тень истины…

— Только, пожалуйста, не смейтесь надо мной, сон очень странный…

— Это была цитата из Пасколи!

— Никак не могу отвязаться от этого сна.

— Так расскажи мне его.

— Не знаю, как начать. Он такой запутанный, прямо настоящий роман.

— Начинай с места действия.

— Старый замок с башнями и подземельями…

— Вот видишь… А теперь действующие лица!

— Преступники… Банда преступников, которая хочет уничтожить человечество…

— Это не ново! — Он указывает ей на стул. — Садись, садись…

-.. Они крали с кладбищ покойников и делали им уколы, от которых те превращались в роботов. И эта компания все росла и росла — люди-то каждый день умирают — и постепенно превратилась в огромную армию покойников со всех концов земли, а живых становилось все меньше, и скоро им предстояло исчезнуть совсем…

— Как интересно, продолжай!

— Но вот они откопали одну женщину, красавицу, но она не умерла, ее похоронили еще живую…

— Мнимоумершая…

— Вот-вот, и она приходит в себя в подземелье замка, куда ее поместили, чтобы потом сделать ей укол, и сначала она ничего не может понять…

— Еще бы!

— А когда понимает весь этот ужас — что убежать невозможно, — продолжает прикидываться мертвой…

— В некоторых случаях это единственный путь к спасению.

-.. А чтобы выжить, она ворует еду. Но ей, конечно, хочется освободиться и спасти погибающее человечество. И вдруг ей приходит в голову одна вещь. Она спасет мир через любовь!

— Как романтично!

— Она соблазняет стражника и, забеременев от него, начинает сеять жизнь среди царства смерти, и вот живых становится все больше, и бандиты не знают, как им быть…

Этторина заканчивает рассказ и доверчиво спрашивает Де Витиса:

— Что вы об этом думаете, ваше превосходительство?

— Грандиозная затея, прямо-таки воссоздание мира, и, насколько я понял, женщина, призванная предотвратить подобную катастрофу и восстановить естественный порядок вещей, послана самим Провидением. Она избранница, и ей дано орудие мести…

Де Витис делает небольшую паузу, чтобы отпить из бокала. Приятно, что Этторина сообразила приготовить ему бутылочку в холодильнике.

-.. А месть, дорогая моя, сладка, особенно для женщины. Но надо уметь вкушать ее, иначе можно испортить желудок… Ты согласна со мной?

Этторина молча кивает и, удовлетворенная, принимается убирать со стола. Когда она уносит посуду, он пожирает глазами ее могучее тело, при каждом шаге буквально исходящее радостью. Но это самое большее, что она может сделать для хозяина после всех пережитых им страхов.

Де Витис, зажав большим и указательным пальцами стройную ножку хрустального бокала, смотрит, как она шествует на кухню и обратно: судя по всему, его глаза и небо снова функционируют превосходно.

Как всегда по утрам, Берарди поглощен чтением спортивного раздела «Газетт», когда хорошо знакомое ему нарастающее гудение лифта заставляет его оторваться от этого занятия. Но на этот раз, хотя лифт прибыл именно на его этаж, он не прячет газету, а только кладет указательный палец на прочитанную фразу и ждет, когда откроется дверь. Де Витис еще в отпуске, Конти под следствием, а больше ему бояться некого: он завоевал право на покой и безмятежное чтение, в чем так нуждается.

Он держит газету развернутой без всякого стеснения, даже с некоторым вызовом, что доставляет ему огромное удовольствие. Хватит хитрить, хватит изворачиваться, больше не надо мгновенно прятать газету при отдаленном шуме шагов и скрипе двери, как это было при Де Витисе. Только заслышав лифт, он уже впадал в панику, от трели звонка его бросало в дрожь, ведь его превосходительство не желал ничего слушать: «Тут вам не вокзал и не приемная дантиста, так что уберите газету!» А он уже не мальчик, чтобы его регулярно отчитывали.