Мария Жукова-Гладкова - А я верну тебе свободу

— Сейчас спрошу.

В кабинете главной упало что-то из мебели.

Из руки Виктории Семеновны трубку вырвали, и мне было сообщено, что говоривший желает вступить в половые отношения с моей матерью.

Судя по тому, что я услышала дальше, он явно был извращенцем. Может, он ошибся с изданием? У нас ведь в холдинге несколько редакций.

Мне надоели оскорбления и в свой адрес, и в адрес своих родственников, и было жаль мебель Виктории Семеновны, поэтому я прервала лившийся на меня речевой поток и спросила вкрадчивым голосом (памятуя, что беседую с психом), что привело господина в наше издательство и почему у него возникло такое страстное желание увидеть мою скромную персону.

Я ожидала услышать какой угодно ответ, только не тот, который последовал:

— Меда хочу, — сказал банкир.

Я на мгновение лишилась дара речи. Потом сказала себе, что волноваться не стоит, так как нервные клетки не восстанавливаются, скачки давления мне ни к чему, вон у моей мамы они дали кровоизлияние в глаз, а мне глаза для работы нужны, поэтому следует успокоиться. Сейчас много сумасшедших. Уже одно то, что банкира лично принесло в редакцию искать журналистку, не говорит в пользу его нормальности.

Если этот тип вообще банкир. Ведь у людей же разные бывают мании с фобиями.

— Какого меду? — спросила я ровным голосом.

— Деревенского, — ответил мужик.

— А я-то тут при чем? Я медом не торгую.

— Но вы его ели, — сказал банкир. — Или все наврали?

Я попросила пояснить поподробнее, что ему от меня надо.

— Вы в сарае сами сидели, или вам про него кто-то рассказал?

Ах вот оно что… Но чего ж это он так долго собирался? Статья-то ведь о дедуле с бабулей не вчера вышла, и даже не на прошлой неделе. Больше месяца прошло. Или этот псих столько времени зрел? У нас сегодня случайно не полнолуние?

Банкир тем временем продолжал говорить.

Оказалось, что его держали в том же сарае, что и меня, и у того же шеста. Ухаживали за ним говорливый дед и молчаливая бабка, и кормили они банкира натуральными деревенскими продуктами, вкуснее которых он в жизни не ел — ни в наших ресторанах, ни в Европах, Азиях и Америках. По ходу дела банкир сообщил, что ему за свою бурную жизнь довелось и в армии послужить, и на «хозяина» он работал не один год и не один раз, но из всех мест заточения он вспоминает деревенский сарай с ностальгической грустью. Банкир вздохнул и добавил, что никогда так хорошо не отдыхал, как там.

— Так вы сами в сарае сидели? — уточнил он.

Я подтвердила, что сама.

— По доброй воле или по принуждению?

— По принуждению.

— Я бы хотел дедулю с бабулей отблагодарить, — заявил банкир. — И медка попросить.

Вы не могли бы до них как-нибудь добраться?

Я заплачу.

Я подумала. Мне тоже хотелось еще натурального продукта. Могу я попросить Колобова доставить мне что-то из дедулиных запасов? Или его орлов? Да и на банкира почему-то взглянуть захотелось, раз у него такие человеческие слабости.

— Я смогу приехать в редакцию не раньше, чем через час, — сказала банкиру. — К себе после ваших угроз не приглашаю. Встречаться буду только при большом скоплении свидетелей.

Но банкир пригласил меня вместе пообедать в ресторане по моему выбору. Что-то часто меня в последнее время обедами стали потчевать. Как свинью, которую готовят на убой. Но журналистское любопытство гнало меня и на эту встречу. Возникло желание взять у банкира интервью. Его потом можно будет опубликовать в рубрике «Отзывы по следам наших выступлений». Договорились на два часа: я решила заскочить в редакцию и выяснить, что там произошло и чего ждать от банкира.

Когда доехала до нужного здания, охранник, оберегающий нашу редакцию от явных и тайных врагов и шпионов, при виде меня закатил глаза, оторвав их не от извечного кроссворда или, по крайней мере, сборника анекдотов, а от какого-то моего старого репортажа (правда, не про мед), что меня, признаться, удивило.

— Чего было? — спросила у него.

— Сухорукой приезжал собственной персоной. Из «Сибзонбанка». Весь в телохранителях.

«Свиньей» шли. Еле в двери наши протиснулись.

Мы уж тут все струхнули. Я вон твои статьи последние перечитываю. Чем ты ему не угодила?

— Мы с ним в одном сарае сидели, — пояснила я.

— А ему там понравилось? Или ты понравилась? — ухмыльнулся охранник. Юлька, такого мужика брать надо. Говорят: неженат.

— В разное время сидели, так что лично не встречались, — ответила я и проследовала к Виктории Семеновне, по пути отвечая на вопросы коллег, которые разделились на две группы. Одна, как и охранник, придерживалась мнения, что я понравилась Сухорукову как женщина и по глупости ему отказала, а он меня теперь домогается. Ну где это видано, чтобы банкиры сами приезжали к журналистке? Вторая группа считала, что я где-то перешла ему дорогу и всему издательству вполне может вскоре прийти конец.

Господин Сухоруков Иван Захарович имел весьма странную кличку Сизо, причем она появилась в годы его молодости, проведенные в Сибири (по принуждению). Кто-то умный сложил первые буквы фамилии, имени и отчества, потом добавил еще одну — и получилось родное слово для тех, кто так любит давать погоняла.

В более поздние годы Иван Захарович его оправдал, вернее, попытался. Он хотел построить для родного города новый следственный изолятор.

Душой он болел за тех, кто томится в тесных некомфортабельных камерах и спит по очереди.

Возможно, не исключал, что самому придется переселиться из банкирских хором в не лучшие условия на Арсенальной набережной. Можно сказать, думал строить для себя и для друзей. Да и память о себе потомкам хотелось оставить.

Прославиться на века (похоже, лавры Антония Томишко не давали покоя). А то и встать в один ряд с Растрелли, Росси, Монферраном. Он даже собственноручно проект подготовил (со знанием дела). Но, несмотря на то что, услышав про инициативу Ивана Захаровича, еще несколько теперешних бизнесменов и банкиров были готовы вложиться в проект, он не получил поддержки у городской администрации, возможно, потому, что никто из них пока не сидел.

Однако оппозиция тут же ухватилась за идею (возможно, чтобы получить материальную поддержку на следующих выборах — ведь спонсоры-то и на строительстве изолятора, и на выборах одни и те же, а возможно, и потому, что среди них нашлись достойные люди, которым самим довелось погостить на Арсенальной набережной, дом семь) и стала активно проводить ее в массы, заодно воспевая нового Савву Морозова, продолжателя исконно русских традиций меценатства. Зачем городу новые дороги? Зачем развязки? Зачем пешеходные улицы? Комфортабельный следственный изолятор для лучших людей вот первейшая необходимость. А остальные граждане и по колдобинам ездить могут.