Виктор Фёдоров - Бенефис двойников, или Хроника неудавшейся провокации

- Связь с обеими через два с половиной часа, - пришел к компромиссу Семинард. - Все, капитан, можете быть свободны.

Козлов вышел. Скойбеда принялся убирать стаканы в портфель.

- Ну, держи кардан! Пойду своим орлам пистон вставлять.

- Иди, иди. - процедил Семинард, когда дверь за генералом закрылась. - Раскомандовался здесь, генералиссимус вонючий!

Он достал из одного из вделанных в стену шкафов папочку, открыл, минут пять читал, затем сказал вслух:

- Анкетка ничего, с другими там и не держат, но вот с гербарем я, пожалуй, дам ему просраться!

Семинард знал, что любое увлечение есть отвлечение от генеральной линии. Это - слабость, пусть маленькая, но делать из мухи слона на Лубянке умели.

Возвращаясь от Семинарда, Скойбеда встретил шефа Лубянки, только вчера вернувшегося из отпуска.

- Ну, как там, на курорте? - спросил Скойбеда.

- Хорошо, - ответил шеф. - Но мало. Два месяца - как один день. А сейчас хреново, аклиматизация... Тут у нас завтра, поди, снег повалит, а там - лето, теплынь. Погоди-ка, - он принюхался. - А ты что, пьешь, что-ли, на работе?

- Имею право! - Скойбеда похлопал себя по лампасам. - Не петушек!

- А, поздравляю! - протянул руку шеф. - А я сразу не заметил. Но все равно, на службе пить нельзя. Не положено.

- Да я выпил-то всего ничего, - отмахнулся Скойбеда. - С этим самым твоим, Семинардом. Ты смотри за ним, попивает чертяка горькую! - и, придвинувшись к уху , добавил:

- Копает он под тебя, вмесе с Козлом со своим на пару!

Шеф почесал макушку.

ГЛАВА 9

Москва. Платформа станции метро "Маяковская". 27 октября. 17-00.

Час пик. В начале платформы - Сэм Стадлер. На нем бежевый плащ, в руках цветы. Людской поток раскручивает Стадлера и швыряет из стороны в сторону. Из пяти гвоздик в его руках уцелело только две.

- Поезд идет в депо, - разнеслось по платформе. - Освободите вагоны!

Хлынувшая из дверей толпа припечатала Стадлера к стенке и он оказался нос к носу со Стерлинговым. В руках тот держал торт-бизе в коробке.

- Привет, - привычно улыбнулся Стерлингов. - Заждались?

Стадлер промолчал.

- Опять деловая встреча? Или вы собрались на похороны? - Стерлингов бросил взгляд на цветы.

Советолог что-то буркнул и отвернулся. Он понял, что пистолета ему сегодня не дождаться.

- А, не желаете разговаривать? - услышал он насмешливый голос Стерлингова. - А зря: я принес вам то, что вы просили.

Стадлер в изумлении обернулся.

- Здесь, - Стерллингов указал на торт, - под слоем бизе, в полиэтиленовом пакетике, найдете интересующую вас вещь.

Стадлер, не отрываясьь, смотрел на коробку, не зная, как ему быть.

- Можете воспользоваться им незамедлительно, - продолжил Стерлингов. - Вы же заказали эту штуку из-за меня, не так ли?

Стадлер чувствовал себя, как в ренгеновском кабинете: этот улыбчивый симпатяга видел его насквозь.

- Сколько я вам должен? - еле выдавил он из себя.

Уголки губ Стерлингова достигли ушей:

- Считайте, что это наш русский сувенир. Вроде матрешки. Единственное одолжение, которое вы можете мне сделать...

- Что же?

- Все те же пятнадцать минут тет-а-тет. И возьмите тортик - это придаст вам уверенности.

Стадлер взял коробку, взвесил на руке: тяжелая.

- В целях экономии вашего драгоценного времени могу подбросить вас до гостиницы. По дороге и поговорим.

Советолог еще колебался.

- Чего вы опасаетесь? - улыбнулся Стерлингов. - Вы теперь вооружены. Это я должен вас опасаться. Ну, пошли?

Они поднялись по экскалатору вверх. У входа стоял знакомый серебристый "Мерседес", за рулем сидел бугай, закрывший плечами все лобовое стекло. Стерлингов открыл заднюю дверь, пропустил вперед Стадлера и сел рядом.

- Это Айвар Лупиньш, - указал он на бугая. - Мой личный шофер. Но чаще он просто сидит в машине, чтоб ее не угнали, он латыш.

- Я-я, - подтвердил Лупиньш по-латышски.

- При нем можете говорить о чем угодно, - разрешил Стерлингов. - Айвар не понимает по-русски. Но в остальном человек незаменимый. Верно, детка?

- Я-я.

"Мерседес" тронулся с места. Стерлингов предложил советологу сигару, тот отказался.

- Ну что ж, - Стерлингов, закурив, выпустил подряд пять колец прозрачного дыма, Стадлер принюхался: слава Богу не кубинские. - Вы, мистер Розанблюм, видимо, ждете от меня объяснений? Думаю, будет разумно с моей стороны рассказать немного о себе.

Стерлингоа глубоко затянулся и закрыл глаза.

"А вот сигары курить он не умеет", - отметил про себя Стадлер.

- Дество мое не было радостным, - начал свой рассказ Стерлингов. Детский дом, казенные вещи, издевательства старших ребят. Я рос забитым и озлобленным волчонком, за обедом мне доставался самый постный кусок. И даже те, кого я считал своими лучшими друзьями не, упускали случая посмеяться надо мной.

- О-ля-ля! - тяжело вздохнул Лупиньш.

- Да, Айвар, да, как ни грустно, но это так. - Стерлингов выпустил еще несколько колец. - Единственное воспоминание о детском доме - это большая белая простыня, на которой меня подвешивали к потолку. Затем ПТУ в городе Казани, по окончании которого я получил диплом слесаря и отбитые почки. Девушки избегали даже смотреть на меня. Потом завод, бригада коммунистического труда: там я научился пить водку, а позднее - и одеколон. Не мог ни дня прожить без клея "Момент".Поверьте, я представлял собой жалкое зрелище.

Стерлингов замолчал, чтобы сделать затяжку. По видневшимся из-за спины щекам Лупиньша текли крупные мужские слезы.

"Странно, - подумалось Стадлеру, - он ведь не понимает по-русски".

- Айвар - очень чувствительная натура, - пояснил Стерлингов. - Не понимая слов, он чувствует сердцем.

"Ну и компания! - ужаснулся советолог. - Один мысли читает, другой сердцем чует, во влип!"

- Так вот, - продолжал Стерлингов. - Я балансировал буквально на краю пропасти. Но однажды утром, проснувшись в канаве, я сказал себе: "Стоп! Посмотри на себя: на кого ты похож? Ты же летишь в бездну!" С той самой минуты я начал новую жизнь. Стал ходить в церковь, заниматься штангой и тех пор не выпил ни капли спиртного. На работе стали расти производственные показатели, девушки стали обращать на меня свое внимание.

- О-а-а-а-а! - похабно засмеялся Лупиньш.

- Чуть позже я вступил в комсомол и в общество трезвости, но в первом вскоре разочаровался ввиду формализма и бюрократии. А вот общество трезвости - другое дело. Я стал его завсегдатаем. На одном из очередных чаепитий я познакомился с одним человеком, он был подпольным миллионером и звали его Максим. Мы разговорились, и, как это часто бывает за чаем, он поведал мне о своей нелегкой судьбе, чем-то напоминающей мою. Это еще больше сблизило нас, и за один вечер мы стали близкими друзьями. Максим был гораздо старше и мудрее меня, и я называл его Папой. Он и в самом деле был мне как отец родной его забота и участие не знало границ. На прощание он дал мне свой телефон, и мы расстались до завтра.