Доминик Сильвен - Дочь самурая

Еще несколько дней, и наступит весна. Ингрид и Лола вновь обрели свои квартиры и банковские счета. А Морис Бонен — маленький зал в Доме молодежной культуры, где он преподавал в студии. Лола сочла, что это место подходит для того, чтобы дать ему отчет о произошедшем. В этом привычном месте со слабым освещением Морису было легче скрывать свои чувства. Лола предпочла без утайки рассказать ему о злоключениях Алис. Она описала ее колебания на грани бездны, когда девушка склонялась к тому, чтобы участвовать в темных делах Ролана Монтобера. Тем более значительным выглядело то, что гордость в конце концов одержала в ней верх.

Морис уже миновал стадию гнева и спокойно слушал своих подруг, объяснявших ему, каким образом смерть его дочери поколебала положение нескольких высокопоставленных лиц, занимавших высокие государственные посты. Хотя Ролан Монтобер теперь в руках правосудия, убийца по-прежнему на свободе. Лола просила Мориса подумать исходя из того, что ему теперь известно. Одна-единственная подробность, воспоминание о разговоре или признании могут стать новой точкой отсчета.

— Вы уже сделали очень много, девочки. И давайте будем откровенными: мне нечем вам заплатить.

— Ты заблуждаешься. Министерство только что отправило нам два крупных чека в возмещение ущерба. И мы решили их принять. Нам требуется время, чтобы продолжить следствие.

Им пора было уходить. В студии уже собирались ученики Мориса, а Ингрид ждала доктора Леже на еженедельный сеанс массажа. Она ушла на свою встречу, а Лола присоединилась к Диего Карли в Интернет-кафе на бульваре Мажента. Она не стала скрывать, что ее беспокоит состояние идальго. В то время как Морис держался и мало-помалу возвращался к своему привычному образу жизни, медбрат не мог справиться с невыносимым чувством вины.

По мнению Диего, Алис впуталась в эту грязную историю в порыве отчаяния, когда он ее бросил. Сколько его ни уговаривали, ничего не помогало. Он отказался от ремонта своей квартиры и оставил ангелочков и сердечки, чтобы ничего не забыть. Лола предложила помощь Пьерро, друга Максима, мастера на все руки. Безполезно. Она рассчитывала взять Диего измором.

Она застала его за компьютером, быстро стучащего по клавиатуре с сосредоточенным видом, рядом с ним лежал худосочный сандвич с ветчиной и маслом и стояла бутылка отвратительной американской содовой. Всякий раз, когда его пытались затащить в «Красавиц», чтобы он нормально поел, Диего отказывался, ссылаясь то на срочное дело, то на дежурство или другую помеху. Так дальше продолжаться не может.

Он посмотрел на нее своими черными, красивыми, но усталыми глазами и печально улыбнулся. Она прочла на экране несколько строк. Дневник младшей Паризи. Та и не знала, что у нее есть такой внимательный читатель.

— Не знаешь, как разобраться в хитросплетениях семейной жизни! Но я терпелив. Я распутываю семью Паризи нитка за ниткой. Как видишь, это задача не для хакера, а для простого пользователя Интернета. Блоги доступны всем.

— По-прежнему ничего не удалось узнать?

— Жюльет не выносит Жюля. Она обзывает брата бездельником и ревнует его к подружке.

— А кто это? — заинтересованно спросила Лола.

— Это тайна. Но Жюльет Паризи клянется, что она в конце концов раскроет ее. Во всяком случае, его невеста — красивая девушка, которая мечтает о красивой жизни. По мнению Жюльет, ради нее Жюль и занялся тележурналистикой. Его подружка не стала бы знаться с булочником.

— А брат позволяет сестре говорить о нем гадости тысячам незнакомых людей?

— Дневник в Сети, но это не значит, что им кто-то интересуется. Я уверен, что семья ничего об этом не знает. С ее стороны это вызов отцу с его веб-камерой. Брату с его карьерой телеоператора. Вечно недовольной матери. Жизнь Паризи открыта всем, но сами они друг с другом не разговаривают.

Лола прочла несколько строк. Блог Жюльет не содержал ничего увлекательного. Она до тошноты повторяла свои обиды. Лола дала Диего еще некоторое время поработать в Интернете, а потом уговорила выйти подышать свежим воздухом. Они спустились по бульвару до рынка Сен-Кантен.

— Ты ужасно бледный.

— Да нет, Лола, все нормально. Мы с тобой гуляем совсем как Антуан и Адам.

— А это что еще за новость?

— Адам согласился выйти из своего кита, но так как он категорически отказывается заходить в кабинет психоаналитика, Антуан выводит его на прогулку. Они беседуют, выгуливая Зигмунда.

— Я считала, что у Адама вывих.

— Я его вылечил.

— Понятное дело.

— Я хочу, чтобы его по-настоящему приняли на работу в бригаду уборщиков, но это сложно.

— Ну, ты такой упрямый, что своего добьешься. А насчет прогулок — это правильно. У Антуана есть результаты?

— Антуан доволен. Возможно, мы так никогда и не узнаем, что вынудило Адама Нона годами жить в заброшенной зоне старой больницы. В конце концов, это его тайна. Должны же у нас оставаться какие-то тайны. Во всяком случае, каждую ночь он приходит спать в свой колодец. Тайком.

— Что за бредни?

— В «зоне X» есть высохший колодец времен Средневековья. Адам уверяет, что он в нем спит, завернувшись в свой пуховик. Кажется, это его успокаивает.

Они молча прошли сотню метров. Затем она обняла его за плечи и снова стала говорить ему о Пьерро и о его великих дарованиях в малярном искусстве.

— Ты спокойно можешь оставить ему ключи и заниматься своими делами. Или общаться с ним, если хочешь. Это интересный человек. Он был знаком с Маргерит Дюра.

— В самом деле?

— Да, оказывается, он выпивал с ней в местном бистро. Она рассказывала ему о работе писателя, а он ей о работе маляра.

— Это правда?

— Понятия не имею, но Пьерро всегда удается заставить тебя поверить в свои рассказы. Это так успокаивает. Обязательно попробуй.

Душевное состояние Папаши Динамита и идальго требовало неусыпного внимания. В субботу, направляясь в больницу Святого Фелиция, Лола радовалась, что ей удалось одним ударом убить двух зайцев. Ингрид теперь щеголяла тем, что ей удалось преодолеть свой страх перед больницами, и подруги отважно вошли в отделение скорой помощи.

Папаша Динамит и вся его труппа по-прежнему работали в онкологическом отделении. Как раз сейчас артисты развлекали больных своими импровизациями.

— У Мориса несколько причин любить импровизацию, — объяснял Диего Ингрид и Лоле, ведя их в кафе, превращенное в театр. — Это сложно и поэтому увлекательно. К тому же так он может не опасаться провалов в памяти.

— Вы теперь неразлучны, верно? — заметила Лола.

— Мы с Морисом подружились. Говорим об Алис. Ему так легче, да и мне тоже. Я многое узнал. Например, что она чувствовала себя виноватой в смерти матери.