Екатерина Черкасова - Магия возмездия

С тех пор, как Алену увезли в больницу, он не находил себе места. Лишенный возможности тайком подсматривать, как девушка вся в каплях воды выходит из душа, как кутается в большое пушистое полотенце, как расчесывает мокрые волосы, как переодевается перед сном, он чувствовал нарастающее напряжение и тревогу. Казалось, он сойдет с ума, если опять не увидит ее. Первое время помогали порножурналы, но вскоре этого стало недостаточно. Мысленно он раздевал Алену, привязывал ее руки и ноги к спинке кровати черными шелковыми лентами, брал в руки плетку... Затем холодным лезвием остро заточенного ножа проводил по ее коже, чувствуя, как она извивается, пытаясь освободиться, и глядя в ее полные ужаса и страдания глаза... Конец отличался только в деталях. Больше всего ему нравилось мысленно душить ее. Станислав снова и снова переживал ощущение хрупкой нежной шейки в своих тонких, но очень сильных руках, когда, по мере того, как сжимаются его пальцы, шея напрягается, а затем обмякает, становясь безжизненно-податливой.

Станислав был страшно зол на Эвелину за то, что та увезла

Алену. Он ненавидел ее за то, что она пыталась командовать им, держала его в доме, как прислугу, давала дурацкие задания, а потом устраивала скандалы и угрожала психушкой, если он делал что-то не так, как ей хотелось. Конечно, он был благодарен ей за то, что она вытащила его из той неприятной истории, но Станислав считал, что вполне отработал ту услугу. Однако до поры до времени он не выказывал ей своего недовольства, демонстрируя послушание, подчинение и обожание. Впрочем, раньше все так и было. Но он не мог простить ей отъезда Алены и того, как по-хозяйски она вела себя с ним в присутствии девушки. Станислав был хитрым и осторожным и никогда не показывал Эвелине того, что чувствовал. Пусть думает, что он по-прежнему во всем от нее зависит. Если бы он мог, ушел бы из этого дома. Но куда? Отношения с родителями были давно разорваны. Впрочем, он и не считал их своими родителями. Друзей у него никогда не было. Был только один друг. Он жил внутри него самого. С этим другом можно было поговорить, этот друг показывал ему чудесные сцены насилия, транслируя их прямо в мозг и комментируя особенно жестокие сцены. Правда, иногда он начинал издеваться над Станиславом, называя его слюнтяем и хлюпиком, приказывал совершать страшные поступки, чтобы показать свою власть над ним. Однажды

он взял рукой Станислава большой охотничий нож и... Станислав пытался остановить свою руку, но не мог. Или не хотел. В одном они были солидарны: в том немыслимом наслаждении, которое получали от убийства...

* * *

Станислав натянул свитер, черную кожаную куртку и отправился

на Белорусский вокзал. Там он нашел нужную электричку и около часа

ехал в жуткой толчее, болезненно морщась, когда мимо него протискивались толстые тетки с баулами и бесчисленные продавцы всевозможной бесполезной ерунды.

От станции вела утоптанная тропинка к клинике. Станислав

быстро нашел тот самый старинный особняк и вскоре вошел в административное крыло здания.

- Ну что же, молодой человек, очень похвальное стремление, прокомментировал пожилой благообразный главный врач желание Станислава поработать санитаром.

- Дело в том, - скромно произнес молодой человек,

что я учусь на втором курсе медицинского института и мечтаю стать психиатром. Я понимаю, что этому нельзя научиться только по книгам.

Нужно увидеть больных, чтобы сравнить описание симптомов с реальной клинической картиной. Поэтому я и решил поработать в больнице.

- Вы совершенно правы, молодой человек. - Главврач

был определенно впечатлен благородным стремлением юноши.

Насколько я понимаю, днем вы учитесь. Значит, поставим вас в ночной график. Идите оформляйтесь в отдел кадров.

О том, что это была психиатрическая больница, напоминало

только отсутствие дверных ручек да кованые решетки на всех окнах.

В коридорах стояли мягкие кресла и диваны, на стенах висели картины с умиротворяющими пейзажами, пушистые ковровые покрытия заглушали шаги. Двери некоторых кабинетов были приоткрыты, и оттуда слышались голоса. Похоже, шли занятия групповой психотерапией. Станислав немного постоял у одной из комнат. Из беседы психиатра и пятерых пациентов он почти ничего не понял. Зато проснулся его дружок и похвалил Станислава за то, что тот так ловко устроился на работу. Теперь они смогут осуществить все свои планы.

* * *

Приходя на какое-то время в сознание, Алена чувствовала только боль

и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Пожилая добродушная нянечка кормила ее с ложечки и все время приговаривала: "Умница ты моя, красавица ты моя". Когда Алена забывала глотать еду, вкуса которой давно уже не чувствовала, нянечка вытирала ее подбородок и шею и все шептала: "Куколка ты моя". Алена плакала, не вытирая слез и не отворачиваясь от этого доброго, морщинистого лица.

От этой заботы Алена хотела умереть, она предпочитала лежать в постели, замерзая в мокрой ночной рубашке, истекая слюной и чувствуя, как в голове снова играет струнный оркестр, терзая каждую клеточку мозга, рвущуюся на свободу. Ее купали, расчесывали тусклые безжизненные волосы, делали массаж, одевали во все чистое, кормили, одним словом - ухаживали за ее телом. К ней были внимательны медсестры, врачи, профессор на еженедельном обходе называл ее Аленушка. Алена иногда плакала, узнавая в нем отца или Джонни, но она не могла ничего сказать.

Язык лежал во рту куском замерзшей глины и мешал ей выразить свои чувства.

Она уже ничего не хотела, только бы избавиться от этой постоянной мучительной боли, от роя мыслей, в котором невозможно было разобраться. Алена пыталась кричать, но изо рта доносилось только невнятное мычание.

Ей стали сниться странные сны. Кто-то приходил к ней по ночам. Что-то страшное, темное касалось, гладило ее тело, грудь, проводило по шее маленькими влажными руками, и она чувствовала, как эти руки дрожат от нетерпения и наслаждения. Она слышала сдавленный стон, но не видела ничего, кроме размытого белого пятна, мерцающего в темноте.

Она чувствовала запах. Чужой, отвратительный запах с сильным цитрусовым оттенком. Всякий раз, почувствовав этот запах, Алена в ужасе просыпалась. Ей казалось, что кто-то положил на кровать апельсин. Каждый новый вздох приносил ей мучительную боль, как будто мозг набил себе оскомину от постоянного присутствия этого запаха.

"Как странно, - думала Алена, постепенно проваливаясь в пучину своих ночных кошмаров, - я точно знаю, что это ко мне приходит моя смерть. Но почему она пахнет апельсинами?"

"Господи, избавь меня от этих кошмаров, пусть мне приснится Джонни,

а когда я проснусь, пусть все будет хорошо и мы с ним будем вместе..." - каждый день перед сном говорила себе Алена.