Екатерина Черкасова - Магия возмездия

расспрашивали о тебе. Зачем ты сочинила себе другого отца? Тебе

не кажется, что тем самым ты предала память папы, который, между прочим,

любил тебя без памяти?

- Мама, я не могу тебе этого объяснить. Считай, что у меня что-то

случилось с головой.

- У тебя? С головой? - саркастически рассмеялась Маргарита Ильинична. - Да я не знаю человека, у которого бы голова работала лучше, чем у тебя. Между прочим, твой Станислав в тюрьме, оказывается, он убийца. Ты не знала?

- Нет, не знала.

- Твой дом до сих пор опечатан. Когда ты вернешься?

- Я еще не решила. Так ты приедешь? Ведь мы с тобой

единственные близкие люди.

- Хорошо, что ты об этом вспомнила, раньше ты так не думала, обиженно сказала мать.

- Ладно, подумай. Запишешь мой номер телефона?

- Нет, мне незачем тебе звонить, кроме того, ты прекрасно

знаешь, как дорого стоят международные переговоры.

- Я могу прислать тебе денег.

- Мне от тебя ничего не надо. - Не попрощавшись, мать положила

трубку.

Хотя Эвелина никогда не была особенно близка с матерью, этот разговор ее задел. Она очень тосковала по работе, по своему салону, в который вложила столько души. Вокруг себя она ощущала только вакуум и не знала, чем его заполнить. Внезапно она вспомнила о Марине и подумала, что та, похоже, была ее единственной подругой. Может быть, Марина приедет навестить ее? Она решила позвонить ей.

- Привет, дорогая, это Эвелина, - с наигранным энтузиазмом произнесла Эвелина, застав подругу в кабинете. Звонить ей домой она не стала из-за Симы.

Пауза несколько затянулась, но Марина все-таки ответила:

- Привет, привет.

- Я так соскучилась, но так погрязла в делах, что, поверь, ни минуты не было свободной.

- Бывает... - Марина была непривычно немногословна.

- Мариш, что у вас нового?

- У кого у нас? У меня на работе все по-старому - финансирование урезают, про кризис слышала? Сима в порядке. Не знаю, в курсе

ли ты, но твой помощник арестован за убийства Анны и двух других женщин.

Он пытался убить Алену, твою племянницу. - Марина специально подчеркнула последнее слово. - Кстати, зачем тебе понадобилась вся эта история?

- Ты же у нас психиатр, Марина, вот и разберись.

Может, недостаток любви в детстве - эмоциональная депривация, так, кажется? Может, я всегда хотела иметь старшего брата, семью... Не знаю.

- Зато я знаю. Если хочешь начистоту, то Сима уверена,

что именно ты приложила руку ко всей этой жуткой истории, и твое счастье, что доказать это невозможно.

- Ты что, Марина?! - возмутилась Эвелина.

Ты считаешь меня убийцей?!

- Конечно, убийцей был твой несчастный сумасшедший

Станислав. Но психологически он целиком зависел от тебя и делал все, что хотела ты. Тебе повезло, что его показания не имеют юридической силы.

- Очень жаль, что ты так думаешь, но поверь, все

это просто фатальное стечение обстоятельств.

- Конечно, и именно поэтому ты в течение трех месяцев скрываешься и носа в Москву не кажешь.

- Я не скрываюсь. Просто я решила провести лето в

Европе.

- Ну и проводи. Для тебя так даже лучше. Заметь,

я даже не спрашиваю, где ты. Ведь у меня дочь - следователь,

и я обязательно сказала бы ей об этом.

* * *

"Ну и ладно! - думала Эвелина. - Пусть остаются нищими, но гордыми". Она открыла шкаф, стала перебирать одежду. В Париж, надо ехать в Париж! Побродить по знакомым музеям, попить кофе в маленьких ресторанчиках, поболтать с незнакомыми людьми. Она живо представила себе праздничную атмосферу Парижа, наполненную ароматами круассанов, цветов, легкого флирта.

Эвелина поселилась в маленьком уютном отеле в центре Парижа. Через

окно был виден живописный бульвар. Этот вид что-то ей напомнил. Конечно, это же Писсарро! Как она могла забыть! Все чаще она вспоминала Рудольфа, тонкого ценителя и знатока искусства, глубоко чувствовавшего и понимавшего живопись, долгие беседы с ним. Теперь ей казалось, что годы, проведенные с Рудольфом, были самыми счастливыми в ее жизни. Тогда она чувствовала себя спокойной и защищенной. Жизнь была наполнена прекрасными впечатлениями от живописи, музыки, театра. Как далека она была тогда от выжигающих душу страстей и безумия, именуемых любовью! Как она хотела бы вернуть это время!..

Но слишком поздно, слишком поздно... Она хотела бы что-то исправить, но ни Джонни, ни Виктора, ни Анну, ни других неизвестных ей женщин уже не вернуть. А теперь оказалось, что Мохаммеду она больше не нужна. Впрочем, она никогда не была ему нужна, его интересовали только те проклятые карты. Но так не хотелось верить, что она никогда его не увидит! А деньги, она никогда не ставила их выше человеческих отношений. "Но я же не убийца, не убийца, - бесконечно повторяла Эвелина, - ведь я всего этого не хотела". Как легко, казалось, можно добыть эти карты. Каким изящным виделся ей ход со "сводной сестрой"! Одно ее утешало - Голубев так и не узнал правды, он до последнего вздоха считал ее своей сестрой и искренне любил ее.

* * *

Эвелина вошла в здание банка.

- Проводите меня, пожалуйста, в зал депозитных сейфов, - попросила она молодого любезного клерка.

- Конечно, мадам. - Они спустились по лестнице, миновали несколько дверей и охрану. Одновременным поворотом ключей Эвелина и служащий открыли ячейку. Она подождала, когда ее оставят одну, и вынула черный кожаный кейс. Щелкнула замками. В кейсе лежали аккуратные пачки зеленых купюр. Он был почти полон, не хватало всего нескольких пачек. Эвелина захлопнула кейс. В глаза ей бросилась металлическая табличка, на которой было написано: "John Gershovitch".

Перед глазами проплыла картинка: Джон подходит к ней у монастыря Святой Екатерины, у него такая по-детски счастливая улыбка... Вспомнился свой испуг, когда она узнала о гибели Джонни, его обреченная мудрость, а она тогда верила, что можно что-то изменить... Эвелина понимала, что его смерть была предопределена самим их знакомством, но чувство вины в случившемся было сильнее. Их последняя встреча, холодное расставание... Только сейчас она поняла, как ей близок был Джонни. Уронив голову на кейс, она горько заплакала, поглаживая табличку с его именем.

"Джонни, Джонни, прости меня. Я не знала, что все так закончится", обращалась она к кейсу, как будто это был сам Гершович.

В помещение заглянул клерк:

- Все в порядке, мадам?

- Да-да, я ухожу через минуту, - сказала Эвелина севшим

голосом.

Посмотрев в зеркальце, она быстро вытерла глаза и поправила макияж.

Придя в отель, Эвелина бросила кейс на кровать. Кажется, она перестала

жить в мире с самой собой. Ей казалось, что она раньше и она теперь

две совершенно разные женщины. Прежняя Эвелина всегда знала,

чего хочет, и всегда добивалась этого. Раньше ей было достаточно