Дик Фрэнсис - Дьявольский коктейль

Какая-то нелепая история! Это моим киногероям свойственно чудом спасаться. Я здесь ни при чем.

Итак, сидеть тихо и ничего не предпринимать? Но если кто-то действительно хочет меня убить, кто ему помешает попробовать еще раз. Нельзя же быть начеку все время. Особенно, если орудием убийства служит либо микрофон, либо кусок скалы. Разве можно что-либо предвидеть в таких условиях?

Если меня действительно пытались убить, то оба покушения были спланированы так, чтобы создать видимость несчастного случая. Какие меры предосторожности помогут здесь? Наверняка будет не яд, не нож в спину, не пуля из револьвера. А как уберечься от испорченных тормозов в автомобиле, от ядовитого паука в ботинке или подпиленного балкона?

Довольно долго я перебирал версии. В игре участвовали несколько человек. Мог ли это быть шахтер, сильно скучавший на моем последнем фильме и решивший раз и навсегда обезопасить себя от следующего? Для этого не нужно меня убивать. Достаточно уйти с сеанса и больше не ходить на мои фильмы.

А может быть, собрат-киношник, кто-нибудь, кто завидует мне? Единственным человеком, который меня ненавидел до такой степени, был Дрейкс Годдар, но он еще не приехал в Южную Африку и уж наверняка не прятался в руднике на глубине полтора километра.

Никто из работавших внизу людей не знал о том, что я буду на шахте, — они узнали, кто я, когда я поднялся наверх.

Таким образом, оставались... Вот так черт... Оставались Эван, Конрад, Дэн, ну и Родерик. Может быть еще ван Хурен, который, в конце концов, всем заправляет.

Эван действительно меня недолюбливает, но не настолько же, право. Дэн не знает, что я подозреваю его в махинациях с лошадьми, а если бы и знал, то не стал бы скрывать мелкое, в сущности, мошенничество, совершая столь тяжкое преступление, скорей бы пожал плечами и пообещал, что больше не будет.

Что касается Родерика, Конрада и ван Хурена, то для них я не смог придумать мотивов.

Все они (кроме Конрада, который лежал в амбулатории) казались искренне обрадованными, когда увидели, что я живой и здоровый, выхожу из лифта.

Чем дольше я размышлял, тем менее правдоподобным казалось мне все это. Ни один из них не годился на роль коварного убийцы. В конце концов, я решил, что у меня чересчур разыгралось воображение.

Я вздохнул. Голова перестала болеть. Я решил, что вновь могу рассуждать спокойно, и вскоре заснул.

Когда я проснулся, мои ночные домыслы показались мне начисто лишенными смысла. Конраду показалось, что между микрофоном и историей в шахте есть какая-то связь. Он ошибся.

Родерик позвонил рано утром и пригласил на ужин. Будет Катя. Ничего официального; когда я сказал, что не обещаю, он поспешил добавить, что ни слова об этом не напишет, и что ничего из сказанного мною в печать не попадет.

— Договорились! — ответил я, сомневаясь в обещанном. — Где вы живете?

Он сказал адрес и добавил:

— Ваш шофер знает, где это.

— Надеюсь.

Я положил трубку. В том, что Родерик знал об автомобиле с шофером, не было ничего подозрительного. В «Игуане» у него человек, который сообщает ему, как часто я чищу зубы.

Телефон зазвонил вновь.

Уэнкинс. Не смогу ли я... То есть, не соглашусь ли я, чтобы он приехал ко мне сегодня, чтобы обсудить определенные... вернее, некоторые детали, связанные с премьерой фильма.

— Разумеется, — ответил я. — Прошу.

Сразу же после него позвонил Конрад. Еду ли я в Парк Крюгера?

— На какой срок?

— На десять дней.

— В таком случае, не могу. Я должен быть здесь самое позднее во вторник. А можно на своей машине? Две машины не одна, особенно, когда нужно многое посмотреть.

Отличная мысль! — воскликнул он. Я же заподозрил его в том, что он не горит особым желанием ехать в одной машине с Эваном и мною.

Потом он сказал, что перед ленчем зайдет ко мне выпить стаканчик, что Эван уже весь ушел в раздумья над новым фильмом. Ну, как обычно, подумал я.

Потом позвонил Аркнольд.

— Извините, — сказал он. — Я насчет лошадей миссис Кейсвел... — он замолчал, и я понял, что больше он ничего не скажет.

— До полудня я буду в гостинице, приходите, — предложил я.

В трубке раздавалось его учащенное дыхание.

— Ладно, — сказал он. — Постараюсь. Так, пожалуй, действительно будет лучше. Часов в одиннадцать вас устроит? После утренней тренировки.

— До встречи, — сказал я.

Яркое солнце, синее небо.

Я пил кофе и просматривал тесно набранные колонки местных новостей. Я мало что понял, для этого нужно было знать, что к чему. Как будто вошел на середине сеанса, подумал я.

В Иоганнесбурге убит неизвестный мужчина — найден два дня назад с проволокой на шее.

Я почувствовал легкую дрожь и отложил газету.

Глупости, успокаивал я себя. Никто не покушается на твою жизнь. Все это ерунда.

— Здравствуйте, — сказала Салли, — что вы здесь делаете?

— Вот, смотрю, как растет трава.

Она опустилась напротив, весело улыбаясь. Ее юное лицо так и светилось от удовольствия.

На ней было короткое белое платье, белые туфли, в руках — ракетки в чехлах. Темные волосы были повязаны зеленой лентой. Все в ней напоминало о богатстве семьи ван Хуренов.

— Чашечку кофе? — предложил я.

— Лучше апельсинового сока. Я заказал сок.

— Правда, у нас потрясающий рудник?

— Потрясающий, — согласился я. Мы пародировали Дэна.

— А вы находчивый, — улыбнулась она. — Отец сказал, что вы умеете действовать интуитивно, правда, я так и не поняла, что он имел в виду.

— Я всегда слишком спешу, чтобы подумать, как следует, — рассмеялся я.

— Нет, он говорил это в положительном смысле, — не согласилась она.

Принесли апельсиновый сок. Салли пила, постукивая кусочками льда в стакане. У нее были длинные темные ресницы и нежный румянец. Когда я вижу таких девчонок, я думаю, о том, что моя малышка, может быть, и вырастет такой же симпатичной стройной девушкой, но с ней нельзя будет ни пошутить, ни поговорить серьезно.

Салли опустила стакан и огляделась.

— Вы не видели Дэна? Мы договорились встретиться в десять, а сейчас уже четверть одиннадцатого.

— Вчера он весь вечер занимался подсчетами, устал, бедняжка.

— Какими подсчетами? — спросила она подозрительно.

Я рассказал.

Она рассмеялась.

— Он здорово считает в уме. В субботу, на скачках, он тоже считал. Я называла его человек-калькулятор, — она отпила из стакана. — А вы знаете, Дэн страшно азартный. Он поставил на лошадь десять рэндов, представляете!

Я подумал, что ван Хурен хорошо воспитал свою дочь, если десять рэндов были для нее солидной суммой.

— Правда, — продолжала она, — его лошадь выиграла. Я ходила с ним в кассу за деньгами. Представляете, он получил целых двадцать пять рэндов. Он сказал, что часто выигрывает. И очень радовался.