Дик Фрэнсис - Дьявольский коктейль

Воцарилось недолгое молчание. На этот раз даже Кейт не торопилась сказать, что, конечно же, я немедленно еду, и все же все мы понимали, что речь не о «да» и «нет», а о «когда» и «как».

Нерисса продолжила:

— Эдвард, ты хорошо разбираешься в состязаниях, лошадях, конюшнях, тренинге. Ты наверняка разберешься, не допускает ли тренер ошибки. Ну и, кроме всего прочего, у тебя отличные способности детектива.

— Детектива? — удивился я. — Но я не раскрыл ни одного преступления.

— Ты отлично разберешься в обстоятельствах и не позволишь сбить себя с толку.

— Нерисса, — с подозрением спросил я, — вы смотрите мои фильмы?

— Я смотрела почти все.

— Хорошо, но ведь герой фильмов — это не я! Я только играю этих замечательных людей!

— Не скромничай, Эдвард. Если бы ты не был человеком отважным, упорным и умным, то не смог бы так убедительно сыграть эти роли.

Я смотрел на нее со смешанным чувством нежности и раздражения. До чего же легко мы обманываемся тем, что видим на экране. Но чтобы Нерисса?..

— Вы знаете меня с восьми лет, — возразил я. — Вы знаете, что я вовсе не так уж смел, и не так уж стоек. Я средний и всегда буду средним. Я такой, как все. Помните, когда я рыдал, упав с лошади, вы утешали меня конфетами. А когда оказалось, что у меня не хватит характера стать жокеем, вы вновь утешали меня.

Нерисса снисходительно усмехнулась.

— Может быть, но теперь-то у тебя характера хватает. Я убедилась в этом на твоем последнем фильме. Ты висишь над пропастью, держась за край скалы, а под тобой бездна...

— Нерисса, — перебил я, — милая Нерисса. Я поеду для вас в Африку. Клянусь, что поеду. Но поймите, что все эти трюки в фильмах... Это ведь почти всегда не я, а каскадер, более или менее похожий на меня, это он отлично владеет джиу-джитсу и каратэ. Я вообще не умею драться. Крупным планом показывают мое лицо и затылок. А пропасти, над которыми я столько раз висел, они-то как раз настоящие, но если бы я упал, то не с такой высоты. Максимум метров десять, и тут же попал бы в сетку, как в цирке. Мы снимали это в горах северного девона, там есть где поставить камеру.

Нерисса не слушала меня, она не желала верить тому, что я не снайпер, не пилот, не прыгаю с трамплина, не обезвреживаю бомбы и не делаю приемники. И если бы меня пытали, я выложил бы все мгновенно. Она не поверила бы мне, потому что смотрела на меня совершенно по-другому и другими глазами. И эти глаза говорили о многом.

— Ну, ладно, — сдался я, — зато я кое-что знаю о конюшнях. По крайней мере, об английских.

— Вот видишь, — невозмутимо заявила Нерисса. — Не скажешь же ты, что кто-то выполнял за тебя все те конные трюки, когда ты только начинал в кино.

Этого я действительно не мог сказать. Но это были не такие уж подвиги.

— Договорились, — сказал я, — я поеду, посмотрю на лошадей и поговорю с тренером.

«Но раз уж он считает, что неизвестно, в чем тут дело, — добавил я мысленно, — я и подавно не разберусь».

— Мальчик мой, ты просто необыкновенный... — теперь Нерисса выглядела совершенно измученной, как будто спор со мной отнял у нее последние силы. Однако заметив, как мы напуганы ее состоянием, она нашла в себе силы улыбнуться.

— Пока еще нет, мои дорогие... У меня еще есть пара месяцев. По крайней мере, я так думаю.

Кейт хотела возразить, но Нерисса погладила ее по руке.

— Не надо так переживать, дорогая моя. Я уже смирилась с этим. Просто хотелось бы все уладить... привести в порядок. Поэтому я и настаивала на том, чтобы Эдвард поехал... Но мне еще надо рассказать ему некоторые подробности...

— Вы совсем измучены, — прервал ее я.

— Вовсе нет, — не очень убедительно солгала она. — А это нужно... Нужно, чтобы ты знал кое-какие детали. Эти лошади принадлежали моей сестре Порции, она тридцать лет назад вышла замуж и уехала в Южную Африку. Когда она овдовела, то решила там остаться, потому что все друзья ее были там. Я несколько раз ее навещала. Кажется, я рассказывала о ней.

Мы кивнули, подтверждая.

— Она умерла прошлой зимой, — вспомнил я.

Да, это было для меня тяжелым ударом, сказала Нерисса. — Я была ее единственной близкой родственницей, и она завещала мне почти все, что ей осталось после мужа. В том числе и лошадей. — Нерисса помолчала, собираясь с мыслями и силами. — Годовалых. И очень дорогих. Вскоре тренер прислал письмо, где спрашивал, не хочу ли я их продать, потому что из-за карантина их трудно будет перевезти в Англию. Я решила, что лучше будет их оставить — пусть бегают на африканских скачках. Продать можно всегда. Но теперь... ситуация изменилась. Когда они достигнут возраста, что позволит использовать их в племенной работе, меня уже не будет. А цена падает с каждым днем.

— Нерисса, милая, — заметила Кейт, — но не все ли теперь равно?

— Конечно, нет. Я собиралась оставить их племяннику моего мужа, Дэну, и я не хотела бы, чтобы он получил что-то, не имеющее никакой ценности.

Нерисса перевела взгляд на меня.

— Не помню... Вы видели его?

Кейт ответила:

— Нет.

Я же сказал:

— Как же, встречался раз или два. Вы приезжали с малышом в конюшню.

— Да, действительно. Мой деверь развелся с этой ужасной женщиной, матерью Дэна, и забрал мальчика в Калифорнию... Дэн недавно вернулся в Англию. Из него вырос очень милый молодой человек. Все это очень удачно, не правда ли? Ведь своей семьи у меня нет. Дэн теперь мой ближайший родственник, правда, только по мужу, его отец был младшим братом Джона. Понимаете, дети?

Мы понимали. Джон Кейсвел, который умер шестнадцать или чуть больше лет назад, был чудесным джентльменом. У него было четыре лошади для охоты и всегда доброе расположение духа. Еще у него была Нерисса, брат, жена брата, тысяч двести гектаров английской земли и ни одного потомка.

Чуть передохнув, Нерисса продолжала:

— Я пошлю телеграмму мистеру Аркнольду — так зовут тренера — и сообщу, что ты приедешь, чтобы от моего имени разобраться в ситуации. И попрошу заказать номер в гостинице.

— Нет, что вы! Не надо! Кому понравится, что кто-то едет с ревизией. Вдруг он и видеть меня не захочет. С гостиницей я улажу сам. А ему напишите, что я зайду с поручением от вас, так как еду в Южную Африку по делам.

Нерисса ласково улыбнулась мне и сказала:

— Вот видишь, дорогой мой, у тебя все же есть кой-какие способности.

Через пять дней я летел в Иоганнесбург с кучей фактов и без малейшей надежды как-то их использовать.

Мы возвращались домой. Кейт была подавлена. «Бедная Нерисса, — повторяла она. — Бедные мы, мы скоро ее потеряем».

— Ты только вернулся.

— Да, но разве можно было ей отказать?

— Нет.

— К тому же я мало что понимаю в этом.

— Откуда ты знаешь? Глядишь, и придет что-нибудь в голову.