Дик Фрэнсис - Дорога скорби

— Арчи, в чем дело?

— Ну? — сказал мне Пиктон.

— Вот что, — сказал я, сглотнув комок. — Что, если вы заберете этот секатор? Он кажется чистым, но на лезвиях... в шарнире... Одна только капля крови... один волосок... Это ведь можно сделать?

— Так этот секатор подходит?

Я слабо кивнул.

— Мистер Кирк видел ногу жеребца, как и я. И он видел обрубок. — Я снова сглотнул. — Господи, секатор!

— Это была всего лишь лошадь, — возразил он.

— Некоторые люди любят своих лошадей не меньше, чем детей. Представьте, что кто-то отрезал ногу вашему сыну.

Он пристально посмотрел на меня. Я сказал с кривой усмешкой:

— Бетти Брэккен — пятая по счету владелица, с которой я встретился за последние три недели. Их горе доходит и до вас.

— У моего сына пропала собака. Он нас замучил... не ест как следует... — Он умолк, потом сказал:

— Вы и Арчи Кирк принимаете это слишком близко к сердцу.

— Как и вся британская общественность приняла близко к сердцу тех кавалерийских лошадей, которых покалечили террористы в Гайдпарке, — напомнил я ему.

Он был достаточно взрослым, чтобы помнить бойню, после которой возросли тиражи газет и которая принесла медали и славу героя Сефтону, чудесным образом выжившему после взрыва бомбы. Целью взрыва были безобидные лошади, которых в армии используют только для торжественных парадов.

В этот раз британская общественность будет поносить преступника, но не сможет и не захочет поверить в виновность своего кумира. Террористы да. Вандалы — да. Кумир... нет.

Мы с Пиктоном пошли следом за Арчи и Гордоном, возвращаясь к Джинни, стоявшей перед домом.

— Я не понимаю, — жалобно говорила Джинни. — Когда вы сказали, что наш «Лендровер» могли угнать и использовать для совершения преступления... о каком преступлении вы говорили?

Гордон не стал ждать, пока Пиктон объяснит.

— Это всегда бывает грабеж, — уверенно сказал он. — Куда воры гоняли машину?

Не отвечая, Норман Пиктон спросил, не имеет ли Гордон Квинт привычки оставлять ключ зажигания в «Лендровере».

— Конечно, нет, — оскорбился Гордон. — Хотя такие мелочи, как отсутствие ключа, никогда не останавливают опытных воров.

— Если вы по какой-то случайности оставили ключи в доступном месте — я уверен, что вы этого не делали, сэр, пожалуйста, не сердитесь, — но если кто-то мог найти ваши ключи и воспользоваться ими, не было ли там брелка — серебряной цепочки с серебряной подковкой?

— О, нет, — простодушно прервала его Джинни. — Это брелок Эллиса.

И подковка не серебряная, она из белого золота. Я заказала ее специально для Эллиса на прошлое Рождество.

Я отвез Арчи Кирка обратно в Ньюбери. Впереди в неприметной машине ехали четверо полицейских и лежало множество упакованных, описанных и внесенных в протокол вещей, за которые Гордону Квинту дали расписки.

Секатор в мешке. Мачете — тоже в мешке. Масляная ветошь и канистра с маслом. Конский корм. Снимки наклейки с красным драконом. Снимки отпечатков пальцев, включая один очень четкий отпечаток правой ладони с капота «Лендровера», который при первичной проверке оказался тождественен отпечатку правой ладони на банке из-под кока-колы, побывавшей в руках Джонатана.

— Нет никаких сомнений, что «Лендровер» Квинта был на дорожке у дома моей сестры, — сказал Арчи. — Несомненно, в зажигании были ключи Эллиса.

Но нет подтверждений тому, что сам Эллис был поблизости.

— Нет, — согласился я. — Никто не видел его.

— Норман попросил вас написать рапорт?

— Да.

— У него будет ваш рапорт и показания Джонатана плюс его собственные находки, чтобы предъявить это прокуратуре.

— М-м.

Помолчав, как будто подыскивая слова утешения, Арчи сказал:

— Вы творите чудеса.

— Я их ненавижу.

— Но это вас не останавливает.

Что, если он не сможет удержаться?.. Что, если я тоже не смогу?

Прощаясь со мной возле полицейского участка, Арчи сказал:

— Сид... ничего, что я вас так называю? Зовите меня Арчи... Я немного представляю, с чем вы столкнулись. Я просто хотел, чтобы вы знали.

— Я... спасибо. Если вы подождете немного, я позвоню в ветеринарную клинику и спрошу, как там жеребец.

Его лицо просветлело, но новости были умеренно радостными.

— Я сшил сухожилие, — сообщил Билл. — Я пересадил пару кровеносных сосудов, так что кровоснабжение там достаточное. С нервами всегда трудно. Я сделал лучшую работу в жизни, и, если не попадет инфекция, нога технически восстановлена. Вся она сейчас в гипсе. Жеребец в полубесчувственном состоянии. Мы держим его на растяжках. Но ты же знаешь, как это все непредсказуемо. Лошади не выздоравливают так же легко, как люди. О скачках не может быть и речи, конечно, но племенная работа... Я так понимаю, что у него в родословной чемпионы. Мое мнение — абсолютно никаких обещаний.

— Ты гений, — сказал я.

— Хорошо, когда тебя ценят, — усмехнулся он.

— В клинику придет полицейский, взять образцы его крови и шерсти.

— Отлично. Поймайте того гада, — сказал он.

Волей-неволей в Лондон я ехал не торопясь из-за множества машин. Когда я добрался до паба, я опоздал на полчаса, и Кевина Миллса там не было.

Не было видно ни лысины, ни брюшка, ни усов в пивной пене, ни циничной вселенской скуки.

Без сожалений я подошел к бару, взял Себе виски и влил в него достаточно лондонской водопроводной воды, чтобы разбавить.

Я хотел только выпить свое слабое успокоительное, добраться до дому, найти там что-нибудь поесть и лечь спать. Прежде всего спать, подумал я, зевая. Женский голос разрушил все мои планы.

— Вы — Сид Холли? — спросил этот голос. Я расслабленно повернулся.

У нее были блестящие черные волосы до плеч, яркие голубые глаза и темно-красная помада на четко очерченных губах. Безукоризненная от природы кожа была матово-фарфоровой. Черные брови и ресницы придавали ее лицу решительное выражение, которое усиливалось манерами. В июне месяце она была одета в черное. Я решил, что определить ее возраст невозможно, судя по лицу — плюс-минус десять лет, но ухоженные руки с маникюром свидетельствовали, что ей не больше тридцати.

— Я работаю в «Памп», — сказала она. — Моего коллегу Кевина Миллса вызвали на изнасилование.

— Вот как, — пробормотал я.

— Меня зовут Индия Кэткарт, — сказала она. Я снова повторил свое «вот как», но я знал ее имя, мне были известны ее репутация и статьи. Она была главным обозревателем, сокрушающей Немезидой, делала жесткие интервью и безжалостно выставляла на всеобщее обозрение тайны. К тому же она писала забавно, и я, как и всякий приверженец «Памп», жадно читал ее материалы и смеялся, даже если смысл написанного заставлял меня морщиться.

Тем не менее я не собирался становиться для нее источником сведений ни сейчас, ни в будущем.