Дик Фрэнсис - Дорога скорби

— Сид, — сказал он, — вы где?

— В Манчестере, городе дождя.

В этот день было солнечно.

— Э... — продолжал Дэвис, — продвижение есть?

— Кое-какое, — ответил я.

— И, э... — Он снова поколебался. — Вы читали сегодня утром Индию Кэткарт?

— Она не написала, что видела нас в «Ле Меридиен», — сказал я.

— Нет. Она последовала вашему превосходному совету. Но все остальное!..

— Кевин Миллс звонил мне специально для того, чтобы сообщить, что она не писала остального. Это сделал он сам. Политика. Давление сверху. Все та же старая штука.

— Но неприятная.

— Он извинялся. Большое достижение.

— Вы принимаете это так легко, — произнес Дэвис.

Я не стал разубеждать его и просто спросил:

— Завтра утром сможете вы приехать в дом Арчи Кирка?

— Думаю, да, если это важно. В какое время?

— Вы можете согласовать это с ним? Около шести утра, я полагаю. Я сам приеду туда, как смогу. Не знаю, когда именно.

С нотой недовольства он сказал:

— Звучит довольно неопределенно.

Я решил не говорить ему, что если затеваешь кражу со взломом, то точное время назвать затруднительно.

Я позвонил в «Памп» и попросил позвать Индию Кэткарт. Простота!

Номер раз: ее никогда не бывает в редакции по пятницам.

Номер два: «Памп» никогда не дает домашних телефонов сотрудников неизвестным.

— Скажите ей, что с ней хотел бы поговорить Сид Холли, — сказал я и дал оператору номер своего сотового телефона, попросив его повторить — для полной уверенности, что он записал номер. Он сказал, что ничего не обещает.

Я посидел, размышляя о том, что я видел и узнал, и строя планы на следующий день. Подобные планы довольно часто меняются в зависимости от обстоятельств, но я обнаружил, что результат никогда не бывает нулевым. Если все провалилось, попробуйте план Б. В моей стратегии план Б состоял в том, чтобы убраться, сохранив шкуру целой. План Б пару раз приносил мне неприятности, но неприятности похожи на падение на скачках — никогда не поверишь, что они случатся, пока не ткнешься носом в землю.

В десять пятьдесят мой сотовый телефон зажужжал.

— Сид? — нервно спросила Индия.

— Привет.

— Ничего не говорите! Я заплачу, если вы что-нибудь скажете. — Она помолчала, потом сказала:

— Сид! Вы слушаете?

— Да. Но я не хочу, чтобы вы плакали, и поэтому ничего не говорю.

— О Господи. — Это было наполовину рыдание. Наполовину смех. — Как вы можете быть таким... таким вежливым?

— С огромным трудом, — сообщил я. — Вы не заняты в воскресенье вечером? Ваш ресторан или мой?

— Вы приглашаете меня пообедать? — недоверчиво спросила она.

— Ну, это же не предложение руки и сердца. И не нож между ребер.

Просто обед.

— Как вы можете смеяться?

— А почему вас назвали Индия? — спросил я.

— Потому что моя мать забеременела в Индии. Но какое это имеет отношение?

— Мне просто интересно, — сказал я.

— Вы пьяны?

— К несчастью, нет. Я мрачно сижу в кресле, размышляя о строении вселенной и прочем.

— Где? То есть — где это ваше кресло?

— На полу.

— Вы мне не доверяете!

— Нет, — вздохнул я, — не доверяю. Но я хочу пообедать с вами.

— Сид, — почти умоляюще сказала она, — будьте благоразумны.

Я всегда считал, что это дурной совет. Но если бы я был благоразумным, у меня были бы две руки и гораздо меньше шрамов, а я считал, что благоразумным надо родиться, я же, кажется, с этим промахнулся.

— Ваш владелец, лорд Тилпит, — сказал я. — Вы когда-либо видели его?

— Да, — озадаченно проговорила она. — Он бывает в редакции на рождественских вечеринках. Пожимает всем руки.

— Что он собой представляет?

— То есть как он выглядит?

— Для начала.

— Он очень высокий. Светло-каштановые волосы.

— Негусто, — сказал я, когда она замолчала.

— Я же не встречаюсь с ним каждый день.

— Вот только он сжигает святых, — заметил я.

После короткого молчания она сказала:

— На этот раз ресторан ваш.

Я улыбнулся.

— Исходит ли от лорда Тилпита ощущение властности? — спросил я. Ощущается ли его влияние на людей?

— Да нет.

— Может ли кто-нибудь физически трепетать перед ним?

— Нет. — Судя по ее голосу, она сочла эту мысль смешной.

— Так все его влияние — экономическое?

— Полагаю, что да.

— А ему самому никто не внушает трепет?

— Не знаю. А почему вы спрашиваете?

— Этот человек уже несколько месяцев заставляет свою газету... ну... уничтожать меня. Вы должны признать, что я могу интересоваться им.

— Но вы же не уничтожены. По крайней мере, не выглядите уничтоженным. Все равно ваша бывшая жена сказала, что это невозможно.

— Что невозможно?

— Это...

— Говорите.

— Сбить вас с ног. Заставить просить пощады.

Я молчал.

— Ваша жена все еще любит вас.

— Нет, больше не любит.

— Я специалист по бывшим женам, — сказала Индия. — Обманутые жены, брошенные любовницы, злобные женщины, охотницы за деньгами. Женщины, желающие мести, женщины с разбитым сердцем. Я знаю этот сценарий. Дженни сказала, что не смогла жить в вашем чистилище, но, когда я предположила, что вы были эгоистичной скотиной, она бросилась вас защищать, как тигрица.

О Господи, подумал я. Через шесть лет тот же самый нож может поразить нас обоих.

— Сид?

— Да.

— Вы все еще любите ее?

— Мы не можем вернуться назад, — сказал я спокойным голосом. — И не хотим возвращаться. Я жалею об этом. Но все наконец прошло. У нее хороший муж, и она счастлива.

— Я видела ее нового мужа, — сказала Индия. — Приятный мужчина.

— Да. А как насчет вашего бывшего мужа?

— Меня погубила его внешность. Оказалось, что ему нужна любящая его машина для работы по дому. Сказке конец.

— Его фамилия Кэткарт?

— Нет, Паттерсон.

Улыбаясь про себя, я сказал:

— Вы не дадите мне свой телефон?

— Да, — ответила она и продиктовала номер. — Ресторан на Кенсингтон-плейс. В восемь часов.

— Я приду.

Прошло уже пять дней, как Гордон Квинт сломал мне локтевую кость.

Приступы боли сделались слабее и реже. Отчасти потому, что привыкаешь все делать наименее болезненным способом, отчасти потому, что концы кости начали срастаться. На месте перелома первой нарастает мягкая соединительная ткань, на восьмой день она начинает твердеть, а еще через неделю все заживает. Серьезные неприятности доставляет только перелом со смещением осколков, но у меня его не было.

Когда я был жокеем, простые переломы дважды в год были делом привычным. Во время скачки с препятствиями случается падать на плечо, часто на скорости тридцать миль в час, и в свое время я ломал ключицы шесть раз с каждой стороны — и только один раз было совсем уж плохо.

У одних жокеев кости крепче, чем у других, но я не знаю никого, чья карьера обошлась бы без травм. Так или иначе, утром в субботу понедельничный перелом уже не доставлял мне особого беспокойства.