Рафаэль Кардетти - Свинец в крови

Впрочем, один снимок, висевший в конце коридора, на некотором расстоянии от других, резко выделялся из общей серии. Сара остановилась перед ню, снятым Хельмутом Ньютоном, — она узнала фотографию, потому что уже видела ее в каком-то журнале.

Девушка, одетая только в черные туфельки, сидела в темном кожаном кресле. Высоко скрещенные ноги почти не закрывали лобка. Подобранность мышц подчеркивала тяжелую линию груди. Сара невольно залюбовалась этим безупречным телом, пышным и в то же время крепким.

Потом она пошла дальше. Подошвы ее кроссовок «Пума» скрипели по наборному паркету, и этот скрип напоминал ей о том, насколько чужой она была в этом мире богатства и уюта.

Комиссар Лопес вышел ей навстречу. На его лице, как это часто бывало, читалось, что он в отвратительном настроении. Темные пятна пота выступили на неизменной серой рубашке под полосатой курткой.

— Ну, наконец-то! Давно пора. Мы уже собирались увозить труп и опечатывать квартиру. В следующий раз просил бы тебя быть порасторопнее. Мы не можем ждать, пока ты соблаговолишь приехать.

— Я посмотрела кое-что снаружи, — ответила Сара, не обращая внимания на замечания начальника. — Это произошло вон в той комнате?

— Да, это спальня. Убийца не пытался сдвинуть труп. Все пока на месте.

Лопес первым вошел в комнату и поднял простыню, закрывавшую кровать. Там покоилось тело молодой светловолосой женщины, запечатленной на фотографиях. Она, совершенно обнаженная, лежала на спине. Широко раскрытые глаза, казалось, смотрели в бесконечность, куда-то далеко за потолок. Ее запястья обхватывали наручники, прикрепленные к изголовью кровати. Строгая, почти совершенная мизансцена.

— Чудесно... — пробормотала Сара. — Она умерла в разгар любовных утех. Каковы первые выводы медэксперта?

— В его первом отчете наверняка будут сплошные отрицания: никаких следов ударов, никаких царапин, ничего под ногтями, никаких признаков сопротивления или борьбы. Мазок из влагалища показал наличие спермы. Прежде всего, жертва была согласна. Если убийца — человек, с которым она трахалась, у нас будет более чем достаточно ДНК, чтобы его вычислить. Кроме спермы, на кровати остались волосы с его головы и с тела.

— Причина смерти?

— Загадка... Медэксперт склонен думать, что это передозировка.

— На каком основании?

Лопес подошел к трупу и, приподняв правую руку на несколько сантиметров, показал Саре крохотный след от укола.

— Ей что-то вкололи.

— Почему «вкололи»? — возразила Сара. — Она прекрасно могла уколоться сама.

— Вот тут слабое место. Мы не нашли ни шприца, ни жгута. Всю квартиру обшарили, вывернули помойку. Ничего.

— Она могла это сделать не дома. Перед тем, как вернуться, в гостях...

— По мнению эксперта, укол сделали буквально за несколько минут до смерти. Не спрашивай, откуда он это знает, он напишет об этом в отчете. Тот, кто это сделал, пришел сюда со всем необходимым и с ним же ушел.

— Пока мы не узнаем, что именно ей вкололи, мы не можем утверждать, что он намеренно убил ее. Может быть, она умерла случайно.

— Я просил передать медэксперту, чтобы он прежде всего занялся вскрытием. Если можно, уже завтра утром. Учитывая, насколько известна эта барышня, мы должны действовать максимально оперативно. Через несколько часов журналюги будут висеть у нас на хвосте. Надо бросить им какую-то кость, иначе они от нас не отвяжутся. Так что немедленно включайся в расследование. Не спи и не ешь, пока не прижмешь преступника, ясно? Даю тебе два дня.

Сара кивнула. Командирские замашки, внезапно просыпавшиеся в Лопесе, ее уже не пугали. Она давно перестала обращать на них внимание.

Комиссар мог прикидываться высокомерным, но он разбирался в своем деле и знал, как заставить людей работать. Кроме того, в трудных ситуациях он обычно прикрывал подчиненных.

Если какое-то дело стопорилось, руководящие чины, по большей части, делали все, чтобы переложить вину на исполнителей. Честолюбивому полицейскому следовало уметь выходить сухим из воды и принимать на себя ответственность только в случае успеха.

В мире, где поощрения и порицания распределялись вне всякой связи с реальными заслугами, Лопес представлял собой исключение. Он предпочитал принимать удары на себя и не выносить сора из избы, а с подчиненными разбираться уже после того, как бумагомаратели из министерства вешали телефонные трубки и принимались составлять ободряющие коммюнике для прессы.

Это не мешало ему орать на провинившихся и держать их недельку-другую на вывозе трупов бродяг. Когда дело касалось принципов, Лопес мог быть более истовым католиком, чем Папа Римский.

— Ребята из лаборатории что-нибудь заметили? — спросила Сара.

— Отпечатки почти повсюду, кроме наручников и изголовья. Деньги и драгоценности не тронули. Сейф не взломан. Короче говоря, ничего. Тебе предстоит поработать.

— Чудно. Кто нашел тело?

— Ее агент, какой-то... Подожди, я тут записал...

Комиссар достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку и несколько секунд листал ее в поисках нужной страницы. С тех пор, как двадцать лет назад он забыл, что должен был встретиться с женой в ресторане, после чего она его бросила, он все записывал в заветную черную книжечку, с которой никогда не расставался.

В эпоху информатики и числовых устройств Лопес казался ретроградом. Расшифровка ДНК и поиски по базам данных волновали его не больше, чем любовные похождения звезд шоу-бизнеса.

Допрашивать свидетелей, раскапывать детали, идти по следу... Вот что он умел делать.

Лет десять назад он все же почувствовал, что начинает отставать от жизни. Комиссариаты понемногу превращались в лаборатории, оборудованные по последнему слову техники. Люди в одежде, напоминавшей скафандры космонавтов, находили извращенное удовольствие в том, чтобы наклеивать ярлыки на все, вплоть до мельчайшей пылинки. Хорошо еще, что свидетелей не перестали допрашивать.

Скоро следователь на месте преступления будет выглядеть так же нелепо, как дегустатор в пригородной забегаловке.

Как ни странно, за последние двадцать пять лет у Лопеса было больше удач, чем провалов. Секрет его успешной карьеры определялся двумя словами: порядок и пунктуальность. Каждый квадратный сантиметр его кабинета свидетельствовал о верности этому принципу. Ни один киношный следователь не мог бы похвастаться папками, расставленными с такой аккуратностью, и отчетами, заполненными с ювелирной точностью. Сара никогда не бывала у него в гостях, но представляла его живущим в маленькой темной холостяцкой квартирке под крышей с видом на двор и ежедневно приходящей домработницей.

Лопес позволял себе какие-то причуды лишь в одном — в выборе одежды. Очки в роговой оправе, чересчур тесные костюмы-тройки и тщательно зализанные волосы противоречили образу неутомимого борца с преступностью. Скорее он походил на усталого шансонье, на стареющего Бадди Холли, не сумевшего вовремя умереть.