Магдален Нэб - Невинные

— Магистрату докладывали?

— Капитан об этом позаботился. Может быть, нам пойти и встретить его у ворот?

— Да, идите. И если не увидите там садовника, который вас сюда послал, постучите в его сторожку, это длинная низкая постройка слева у подножия холма. Он вроде бы подобрал здесь сумочку.

Усталое солнце уже садилось, когда, дождавшись магистрата и врача, тело вынули из воды и инспектор, сидя у себя в кабинете, мог без помех изучить содержимое сумочки. Лаборант принес ее после снятия отпечатков пальцев. Инспектору предстояло составить отчет и затем отослать сумку в запечатанном ящике в прокуратуру. Спешить с этим он не собирался. Дамская сумочка представляла собой кладезь ценной информации. Разглядывая сумочку, лежавшую перед ним в прозрачном полиэтиленовом мешке, он вспоминал первую сумку, сыгравшую определенную роль в его жизни. Она принадлежала его матери. Это был священный предмет, которого воспрещалось касаться без особого разрешения. Он помнил, как однажды его послали за ней, но не помнил, по какому случаю. Наверное, тогда кто-то умер. Сумку, большую, плоскую и черную, доставали для похода на воскресную мессу или на свадьбу, на похороны или крестины. За исключением рынка, куда она с корзинкой и большим кошельком раз в неделю отправлялась за покупками, мать никуда не выходила. Да, наверняка это были похороны, потому что в памяти сохранился запах восковых свечей. Наверное, похороны дедушки. Гроба он не помнил, но его присутствие явно ощущалось.

— Принеси из гардероба мою сумку.

Не было нужды уточнять, из какого гардероба. Гардероб был один-единственный. Стоя в родительской спальне, он слышал, как глухо бьется в груди сердце. Маленькое низкое окошко было открыто, но наружные ставни — закрыты, и воздух в комнате был спертым, запах нафталина перемешивался с запахом свечей. Высокая кровать под вышитым покрывалом и темный гардероб казались ему огромными, и света маленькой лампочки под стеклянным абажуром хватало только, чтобы чуть-чуть рассеять тьму. Больше он ничего не помнил, но теперь понимал: раз уж понадобилась сумка, значит, надо было заплатить священнику, который сидел с женщинами внизу и пил зибиббо. Все мужчины стояли во дворе. Он слышал их густые голоса и чувствовал слабый запах сигарет, проникавший снизу. Деньги в сумке предназначались только для церковных расходов. Мелкие монеты, предназначенные для пожертвований в церковную кружку, выдавали ему и его сестре, Нанчите. Эти монеты тоже пахли по-особому: нафталиновыми шариками из гардероба, лавандовыми духами, которыми мать сбрызгивала носовой платок, и засахаренными миндальными орехами — они получали по одному после мессы. В сумке всегда лежали орехи. Это были гостинцы, прибереженные со свадеб, — в сетчатых мешочках, завязанных обрывками цветной ленты. И они также отдавали нафталином, монетами и лавандой. И все же дети им радовались, и сейчас его трогала материнская забота, умение сделать подарок из такой мелочи. Было ли еще что-нибудь в сумке? Кроме ее больших черных четок и маленького черного требника... флакон... нет, не духов, ну конечно — нюхательные соли! Страшный зеленый пузырек, острая, жгучая, удушливая вонь. Однажды его открывали — когда сестра упала в обморок во время службы. После чего ее, извивающуюся от боли, отнесли в постель, и этот запах потом всегда вспоминался ему со страхом. Никто не хотел ему объяснять, что случилось, и он только подслушал, как женщины на кухне шептались, готовя настой ромашки с медом:

— Она очнулась, слава богу...

Но что это означало? Что-то такое, что их с отцом, кажется, не касалось...

Он извлек сумочку из пакета. Она была совсем непохожа на ту, что сохранила его память, очень мягкой коричневой кожи, с логотипами дизайнера, тисненными золотом по всей сумке, как будто по набивному ситцу. В отличие от сумки его матери, где всегда лежал неизменный и скромный набор вещей, эта сумка была битком набита. Чтобы описать все ее содержимое, потребуется немало времени. Вытряхнув сумку, он взял документ, оказавшийся сверху. Это было удостоверение личности. Анна-Мария Гори, тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения, проживающая на виа Романа, недалеко, кстати, судя по номеру дома, от Порта-Анналена и примерно на полпути между палаццо Питти и Порта-Романа. В замужестве Беллини. Лицо незнакомое, хотя эти маленькие карточки на документах...

— И что же ты делала в этом уединенном месте, — пробормотал он, обращаясь к серьезному лицу.

Тридцать с лишним. Достаточно, чтобы синьор Беллини успел наскучить. Не красавица. Может быть, другие вещи что-нибудь ему подскажут. Ну и бардак! Записная книжка-ежедневник, исписанная карандашом и разноцветными чернилами, не открыла ему ничего интересного. На сегодняшнее утро у нее был назначен визит к дантисту, куда она, понятно, не явилась. По словам полицейского врача, она была мертва уже три-четыре дня. Он вернулся на одну или две страницы назад, но упоминаний о свидании в Боболи не обнаружил. Отложив записную книжку в сторону, он пододвинул поближе свою старую печатную машинку и начал составлять длинный список.

Еще одна записная книжка, потрепаннее, и поминиатюрнее, банковская квитанция, толстый бумажник с банкнотами, мелочь, водительские права и кредитные карты. Чеки из супермаркета, длинные, целая стопка, квитанция из химчистки, несколько визитных карточек, письмо в розовом конверте, брошюрка от кандидата на выборы в муниципалитет, счета из ресторана, из парикмахерской, из очень дорогого магазина мод, две расчески, одна сломанная, три тюбика губной помады, один пустой, большая связка ключей, половина плитки шоколада, целая плитка такого же шоколада.

Список все продолжался, инвентаризируя жизнь, в которой было много денег, мало смысла и совсем не было порядка.

Четыре пачки бумажных носовых платков, две из них открыты, пять использованных и смятых платков, три пластмассовые шариковые авторучки, ни одна не пишет, одна золотая авторучка с пустым стержнем, два цветных фломастера, розовый — без колпачка — высох...

Напечатав список, инспектор вытащил лист из печатной машинки и потянулся, зевая. Он проголодался.

В дверь заглянул Лоренцини:

— Можно к вам на минутку?

— М-м... заходите.

— Как продвигается работа?

— Не знаю. В этой сумке документ с адресом — тут совсем рядом, вы ее не встречали?

Взглянув на удостоверение личности, Лоренцини покачал головой:

— Знаете, эти фотографии...

— Знаю. Я сегодня туда зайду. А вы, конечно, не составили расписание дежурств на завтра?

— Составил. Я подумал, что вы не успеете.

Хвала небесам, что у него есть этот Лоренцини. Он взял расписание и поставил свою подпись.