Буби Сурандер - Время действовать

— Ну да, — сказал я. — Давай заявляй.

Он тут же приступил к делу:

— Так вот, я хочу заявить, что я никогда не имел никакого контакта с указанным человеком. Следовательно, он звонил не мне... то есть до того, как умер.

Интересно, сколько ему рассказали в полиции.

— Я проверил также все, что относится к моему алиби, — продолжал он.

Нет, этот день просто кишел чокнутыми.

— Дружочек, — сказал я, — так далеко заходить тебе не было необходимости.

— У меня полное алиби, распространяющееся на шестьдесят часов в период... наступления смерти, — сказал он, очень довольный собой. Потом прочистил горло и продолжал: — Но я сознаю, что ты, возможно, каким-то косвенным образом можешь замешать «Сентинел» и меня в сию неприятную историю. Поэтому хочу предложить небольшую договоренность.

Сколько он может стоить? Миллионов десять, по-моему. А то и больше.

— Гм, — промычал я.

— Я назову тебе человека, который знает все о «Сентинел». Если кто и может что-то извлечь из распечаток, так это он. Но я назову его только при одном условии — что ты признаешь одну вещь, то есть признаешь правду, а именно: что ты вступил в контакт со мной, руководствуясь просто догадкой. Ты не можешь знать ничего такого, что связывает меня с Юлиусом Боммером. Ничего такого не существует.

Этот парень знал, как делают дела. Более весомого предложения он мне явно не сделает. Не может. Он пошел с маленького козыря и загородился магнитофоном.

— Ты прав, — сказал я. — Я вступил с тобой в контакт только потому, что твое имя стояло в списках сверху, под рубрикой «консультанты». Другой причины нету, по крайней мере пока. Ну вот, я выложил свои карты. А что у тебя?

Он облегченно вздохнул.

— Я знаю, как зовут человека, который проработал в «Сентинел» почти сорок лет. Он много лет был директором-распорядителем, до прошлого года. Тогда там сменился владелец. Он же, как и многие другие, ушел из «Сентинел». А я тогда поступил туда на работу.

Я помотал головой. Господин Нуккер получил хорошую цену за дешевый товар. Мне бы самому сообразить.

Юлле был журналист с тридцатипятилетним стажем. Он не стал бы звонить какому-то щенку, попавшему в фирму лишь в прошлом году. Он бы позвонил ветерану, кому-нибудь, о ком он часто слышал. Но почему он позвонил, почему?

— Что в этих списках такого, что заставило его звонить в «Сентинел»?

— Не спрашивай меня. — Ян Нуккер был явно доволен. — Не имею ни малейшего представления. Человек, к которому тебе надо обратиться, это Карл Юнас Бертцер, бывший директор-распорядитель «Сентинел». Живет в Сальтшёбадене.

Он заботливо продиктовал мне имя по буквам. Опасность-то миновала. Дело закрыто. По его мнению, мы могли быть друзьями, он мог поделиться и хорошим советом, их у него навалом:

— Знаешь, в этом бизнесе пользуются конфиденциальными номерами телефонов. Если кто-то не отвечает на тот номер, что указан в телефонной книге, то надо раздобыть его секретный номер.

Дело было гораздо проще. Карл Юнас Бертцер вовсе не указан в телефонной книге. Директора охранных фирм, видно, обходятся визитками.

Я сидел некоторое время, нерешительно вертя в пальцах листок. Карл Юнас Бертцер. В Сальтшёбадене. Юлиус Боммер звонил ему из Таллькруген. Если он вообще кому-нибудь звонил.

В спортивной редакции было тихо. Работа начнется позднее, когда поступят результаты соревнований. Одинокий корректор читал что-то, сидя у длинного стола. Его я не знал. Он мне только кивнул.

— Есть отдельная телефонная книга по Сальтшёбадену? — спросил я.

Он помотал головой и вновь погрузился в свое чтиво. Я наклонился посмотреть — что он читает. Мемуары Казановы:

«Большинству любителей женской красоты мало дела, а то и вовсе нет никакого дела до ног...»

Достаточно.

Я вышел из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь. День только начинался. Я был свободен. И ни один убийца еще не схвачен.

Прямо по коридору в редакцию уголовной хроники. А вот и Тарн — я увидел его за дверью. В одной руке держит сигарету, а в другой — страницу из вечерки. Обе руки у него трясутся.

Меня он увидел, лишь когда я уселся рядом.

— Это правда? — улыбнулся он. — Ну, эта история в Чили?

Я зажмурился и медленно кивнул. Насчет Чили врать не приходится. Там случаются только невероятные вещи.

— Что тебе надо? — спросил он бесцеремонно.

— Я подумал... — ответил я, — что не мешало бы обратиться к кому-нибудь, кто хорошо знаком с перевозкой ценностей.

Появилось солнце, залило комнату светом. Тарн выглядел усталым, лицо слишком уж одутловатое, глаза слишком уж жесткие.

— Кто знает все об этой отрасли? — рассуждал я. — Кто знает, возможно ли такое вообще... я имею в виду серию ограблений на сотню миллионов...

Тарн обратил взгляд к свету. Погладил подбородок, раздумывая. Но думал он о чем-то совсем другом.

— Вот кстати... — сказал я, — как звали того мужика, что был много лет директором-распорядителем в «Сентинел»?

Он нехотя повернулся ко мне.

— Ты имеешь в виду Бертцера?

Я поднял руку:

— Точно, Бертцер! Нельзя ли его спросить?

Тарн молча взирал на меня. Глубоко затянулся сигаретой.

И наконец произнес:

— Послушай, я не могу вести частные расследования...

— Понимаю. Но где найти Бертцера?

Тарн сидел молча довольно долго. Его вроде трясло.

Наконец он сказал:

— Тебе надо знать одну вещь. Тут, в редакции, не пытайся отличиться. «Утренняя газета» — это царство посредственностей, управляемое слабым и тщеславным карьеристом. Что бы ты ни делал, какими бы мотивами ни руководствовался, тебя будут подозревать в одном: в попытке укрепить собственное положение. Все будут уверены, что ты всего лишь выслуживаешься, лишь пытаешься добиться для себя новых привилегий. В «Утренней газете» главное — не действительность, не истина, не увлеченность или рутинная журналистская работа над тем, что важно в этот день. В «Утренней газете» главное — карьера. Карьера посредственностей. И знаешь почему?

— Да, — сказал я. — Они ко всему относятся серьезно.

Наконец-то он улыбнулся:

— Посредственности всегда серьезны. Это единственное, чем они могут похвастаться. Но тут другое: они составляют большинство. Подавляющее большинство.

— О'кей, — сказал я. — Где найти Бертцера?

Он взглянул на меня как-то неуверенно. Потом засмеялся и сказал:

— Ну да, ты же «только фотограф». Правильный ты сделал выбор. Журналистика — это искусство смешного.

— Прекрасно. Как насчет Бертцера?

Тарн поднялся со стула.

— В книге его нет. Помнится, в прошлом году мы его едва разыскали — ну, когда «Сентинел» был продан. Где-то у нас есть его номер.

Он погрузил дрожащие пальцы в картотеку. Неуклюже пролистал пачку бумаг, сняв их с полки. Сигаретный дым ел ему глаза.