Владимир Кашин - Чужое оружие

При этих словах Литвин разочарованно уставился на подполковника:

— Что же они, Дмитрий Иванович, друг друга постреляли? Как на дуэли?

Капитан Бреус внутренне улыбнулся — он понимал, как нелегко сейчас майору сдерживаться.

— Дуэль? Хорошо. На минутку допустим и это, — согласился Коваль. — Итак, раны. Медэкспертиза засвидетельствовала, что пуля попала в сердце Марии и смерть наступила мгновенно. Скажите, могла ли она, если первый выстрел был направлен в нее, в свою очередь стрелять в Лагуту? Мгновенно умершая женщина… — Коваль взял папиросу и нарочно долго прикуривал, посматривая в окно, за которым опускалось красневшее солнце. Он словно давал возможность собеседникам освоиться с его мыслью и подготовить возражения.

— Ясно, не могла! — вырвалось у Бреуса.

— Правильно, — согласился Коваль. — А вот Лагута, которому пуля пробила легкое, некоторое время после выстрела еще жил — экспертиза это допускает. И мог вполне потом выстрелить. Такой вывод подкрепляет и кровавый след на земле. Кровь Марии натекла большим пятном возле трупа — так бывает, когда сраженный пулей человек падает на месте. А кровь, разбрызганная по двору, — это кровь Лагуты. Значит, смерть наступила не сразу, он еще двигался и сделал свой выстрел — в Марию. Право на этот вывод мне дает и такое соображение: первый неточный выстрел — это выстрел слабой женщины, никогда не державшей в руках оружие, а второй — в сердце — это выстрел сильного человека, который не промахнулся, даже агонизируя…

Коваль стоял у окна и смотрел, как солнце разрисовало потухающий небосвод багряными и красно-золотыми полосами. «Быть завтра ветру», — подумал он.

— Мои предположения, — продолжал подполковник, — вызывают много новых вопросов. Но на каждый можно ответить фактами, экспертными выводами, а также логикой событий и характеров… Например: в чьих руках оказался парабеллум, потерянный Чепиковым? У Марии или у Лагуты? Кто пришел с ним во двор? Сам Чепиков, как мы знаем, не помнит, где он потерял пистолет. Ясно, что с Лагутой он встречался меньше, чем с женой, и на его дворе бывал реже, чем на своем. Отсюда вывод: скорее всего Чепиков потерял оружие дома. Правда, он мог выронить его и на «дубках», где хозяйничала Ганна Кульбачка. Наконец Мария, найдя дома пистолет, могла выбросить эту страшную для нее вещь или отнести ее своему духовному поводырю… Но логика подсказывает, что парабеллум оставался все-таки в доме у Марии… Я представляю события так, — уверенно говорил Коваль, — первой, очевидно, с близкого расстояния стреляла Мария. Это подтверждается экспертизой сорочки Лагуты, опаленной выстрелом, и частицами пороха в его коже, что бывает, когда стреляют в упор, например при самоубийстве. Но цепкий Лагута был не из тех, кто так просто уходит из жизни… Не умея стрелять, Мария Чепикова попала ему в легкое; он, свалившись, некоторое время еще жил… Ошеломленная своим поступком, Мария уронила пистолет и стояла в оцепенении, не в силах двинуться с места. Тем временем Лагута еще боролся со смертью, его крепкий организм не сдавался. Схватив упавший возле него парабеллум, он нашел в себе силы прицелиться и выстрелить. Пуля угодила в сердце. Мария упала, смерть наступила мгновенно. А Лагута еще какое-то время ползал по траве, словно пытался уйти от своей смерти. Он протащился несколько метров по кругу, где на него и наткнулся Чепиков…

Дмитрий Иванович умолк. Литвин и Бреус по-своему воспринимали то, что сказал подполковник. На полном лице начальника милиции отражалась целая гамма противоречивых чувств. Капитан, наоборот, с самого начала признал железную логику в рассуждениях Коваля и смотрел на него с восхищением.

Подполковник в последний раз бросил взгляд на потемневшую в сумерках Рось, на мельницу и тихий уголок улицы и снова обратился к своим коллегам:

— Эти мои соображения подтверждаются выводами и медицинской, и баллистической экспертизы. Пуля пробила легкое Лагуты почти под прямым углом; значит, в него стреляли стоя, а у Марии Чепиковой рана под острым — в двадцать градусов — углом. Пуля вошла в сердце снизу, пробив левый желудочек, и прошла через верхнюю полую вену. Значит, в Марию стреляли снизу, очевидно — с земли. Можно только удивляться тому, сколько злой силы нашел в себе Лагута, чтобы так точно прицелиться… Итак, двое действующих лиц этой трагедии — Петро Лагута и Мария Чепикова — были одновременно и преступниками, и жертвами преступления. — Коваль пригасил окурок в пепельнице… — Пистолет Мария, очевидно, нашла случайно и спрятала от мужа, опасаясь, чтобы тот под пьяную руку не наделал беды. В ту горькую ночь, в состоянии стресса, потеряв веру во все, чем жила, обесчещенная, она взяла оружие и, видимо, хотела покончить с жизнью. Но во дворе увидела Лагуту, который разрушил ее семью, подло обманывал, а потом еще надсмеялся, отдав на поругание Савченко, и выстрелила не в себя, а в него… Таким образом, — заключил подполковник, — по статье девяносто четвертой или девяносто пятой — за умышленное убийство — нам сегодня передавать прокуратуре некого… А Иван Чепиков должен отвечать только по двести двадцать второй статье за незаконное хранение оружия…

— Слишком много случайностей, — сокрушенно заметил майор Литвин. — И пистолет Мария нашла, и Савченко ее изнасиловал, и ночью с Лагутой она встретилась, хотя собиралась стреляться…

— Случайность часто воспринимается как явление незакономерное и неправдоподобное только потому, что мы не смогли ее вовремя предвидеть. Чем реже происходит неожиданное, тем больше оно кажется невероятным… В этой истории случайности вполне закономерны, Сидор Тихонович… С Чепиковой и Лагутой для меня все ясно. Сейчас меня беспокоит только одно: есть данные, что Сергей Кульбачка, муж Ганны, умер не по болезни, а был отравлен собственной женой… И тут, по-моему, существует какая-то еще не совсем понятная связь с убийством Петра Лагуты и Марии Чепиковой…

…Еще недавно Мария не выдержала бы такого удара. Но после вчерашней ночи в душе ее все потускнело и потеряло значение. Она словно вкопанная застыла посреди двора.

— Пришел наш час, — долетел сквозь распахнутое окно возбужденный голос продавщицы сельмага Кульбачки. — Помнишь, говорил: вот скоро, Ганя, перестанем таиться, пойдем рядом, открыто перед всем миром, как люди… Теперь оно пришло, наше время…

— Не сразу же сегодня… — буркнул немолодой, сидевший в хате за столом лысый мужчина, его тень по-медвежьи наползала на стену.

— Терпение мое кончилось, Петро… Ты говорил — терпи. Я терпела. Ты сказал — жди. Я ждала. Жила с нелюбимым, все утешалась: заживем с тобой по-людски. И в ларьке ради тебя сидела — мне от этих пьяниц душу воротит. Уже год, как Сергея похоронила, царство ему небесное, — невысокая худенькая женщина широко перекрестилась, — может, и пожил бы еще… А у нас с тобой все тайком да по-воровски, не родные и не чужие, а так — случайные знакомые…