Райдо Витич - Синдром синей бороды

Вадим замер с носком в руке, с улыбкой глядя на закрытую дверь, за которой скрылась диковинная птаха. Если б кто встретил сейчас его взгляд — не поверил бы, что он принадлежит Грекову.

Взгляд был теплым и ласковым.

Она помчалась на кухню. Без труда нашла турку, открыв дверцу шкафчика. В другом нашла кофе, бухнула от души в посудину, залила водой и поставила на плиту:

— Варись, варись, с хворобами борись. Уйди хмарь, маёта, печаль да потягота, свались, скатись болесть и забота, — зашептала в кофейную черноту, помешивая длинной ложкой, по часовой стрелке: чтоб по-её было, чтоб в прок Вадиму пошло. Ему надо, необходимо. Видела она на дне его зрачков наледь неверия, усталости да тоски. Понимала: гнетут они его, печалят, на темную сторону мысли тянут. А сам-то он солнечный, чистый, что лучик…

— Что ты здесь делаешь?! — что кнутом по хребтине дали. Девушка вздрогнула, испугалась. Встретившись с колючим взглядом голубых глаз, вспомнила — ей же нельзя здесь!

— Вон, я сказала! — выхватила турку Вероника Львовна.

— Что случилось? — спросил Вадим, застыв у дверного косяка.

— Доброе утро Вадим, — смягчилась Грекова. Лика же боялась с места сдвинуться.

— Что случилось, Лика? — шагнул к ней мужчина.

— Лика иди! — приказала женщина.

Вышла, не ей хозяйке перечить.

— Зачем так грубо? — прищурился недовольно Вадим, усаживаясь за стол. — Я просил Лику сварить кофе. Вижу, она сварила. Чем она тебя возмутила?

— Лика не должна появляться на кухне. Ты не знал об этом, но впредь, пожалуйста, не проси ее что-то варить, подогревать, наливать. Ей запрещено переступать порог кухни, — нехотя пояснила Вера. Вылила кофе в раковину и поставила новую порцию.

— Почему? — озадачился мужчина.

— Потому что, Лика не совсем нормальна.

— Извини, Вера: что значит — не совсем нормальна? Человек может быть нормален или не нормален, а совсем или по частям — нет.

— Она не в себе, Вадим.

— Сумасшедшая?

— Грубо, — поморщилась женщина. Расставила чашки на столе, тарелки с бутербродами.

— Но точно?

— Я не психиатр Вадим.

— Тогда почему ставишь диагноз?

— Разве по ней не видно?

— Нет. Странная — да, но сказать, что она ненормальна — не могу.

— Вы только познакомились.

— В смысле: самое интересное ждет впереди? Спасибо, Вера.

— Она спокойная…

— Не буйная?

Женщина недовольно посмотрела на мужчину: к чему сарказм? Над кем он насмехается? И отвернулась, взяла турку, разлила кофе.

— Лика хорошая девушка, работящая, но она как ты заметил — странная. И странностей много. Слишком.

— Угу. А одна из странностей — любовь к ядохимикатам?

— Извини?

— Ты боишься, что она по неадекватности своей что-нибудь подсыплет вам в пищу?

— Не исключаю. Никто не может знать, что в голове у больного человека.

Вадим отхлебнул кофе, пытливо поглядывая на собеседницу:

— Тогда зачем держать такого человека в домработницах? Не проще закрыть перед ней не кухонную дверь, а входную?

— Увы, нет, — женщина достала молочник и оставшийся с вечера торт. — Будешь?

— Буду. Объяснения. Любопытство меня мучает.

Вера принялась резать торт, скрывая отвратительное состояние души, желание послать Вадима к черту с расспросами. Мало она чувствовала себя неуютно в его обществе, так должна еще приветливо отвечать на вопросы! Какого рожна он вообще появился в городе? Что ему в своей Швеции не сиделось? Что он вообще делает на ее кухне?!

И почему он в свои 43 превосходно выглядит, сохранив и блеск глаз, и свежесть лица и подтянутость фигуры?!

— Вера я не хочу торт, я хочу ответ, — настойчиво процедил мужчина.

— Хорошо. Егор против ее увольнения, — брякнула ножом о стол, и принялась пить кофе, старательно разглядывая умильных кисок на стенном календаре.

Ответ Веры и ее вид, наводили на размышления. Неприятные, с оскоминой чего-то грязного, низкого, что в принципе не подходило к образу девушки. Егора?…

Вадим взял бутерброд, чтоб занять паузу видимостью аппетита. Но не чувствовал, что ест, пьет. Ему отчего-то была невыносимо неприятна мысль, что Егор и Лика любовники. И категорически не нравилось то, что ему есть до этого дело.

— Она его любовница? — спросил в лоб.

Вероника подавилась кофе. Откашлялась и выдохнула:

— Нет. Как тебе пришло такое в голову? По себе судишь?

И хоть удивление женщины не вызывало сомнения, Вадим все равно ей не поверил:

— Тогда почему он против? Как вы вообще ее нашли? По объявлению?

— Егор привел и поставил пред фактом. Лика дочь его знакомой. Коллеги еще по заводской комсомольской организации.

— Вот как. Взаимопомощь? А что девушка сама себе работу найти не могла?

— Я не вдавалась в подробности. Поставила четкие условия, чтоб ее не было здесь, остальное… Она справляется. Меня устраивает.

— Оплата устраивает, да? — смекнул Вадим.

— И это тоже.

— Извини за нескромный вопрос: сколько ты ей платишь?

— Сто рублей в день плюс премиальные, если справляется. Еще сто.

— В год?

— В месяц.

Вадим молчал минуту, глядя на женщину, как на гремучую змею. Отодвинул чашку и встал, бросив с нескрываемой желчью:

— Ты на удивление щедрый работодатель.

В совершенно отвратительном настроении он прошел в гостиную. Делая вид, что не видит Лику, заправляющую диван, взял часы с трельяжа, застегнул браслет на руке, накинул пиджак на плечи. И хотел выйти, но в комнату заглянула Маша, нечаянно преградив ему путь:

— Уже встали?

— Да. Доброе утро.

— Доброе утро, дядя Вадим, — расцвела улыбка на лице девушки. — Завтракали?

— Да, спасибо.

— Вы куда-то собрались? — кивнула на пиджак. Улыбка поблекла, а в голосе слышалось огорчение. Вадим мысленно усмехнулся: а племянница, похоже, неровно дышит в его сторону. Хорошо это для него или плохо? Для него никак, но для исполнения задуманного — отлично.

— Хочу за вещами съездить. Не привык я в одной рубашке два дня ходить.

— А я постираю…

— Зачем? Она одноразовая, ее не в машинку, а в мусоропровод надо.

— Серьезно? — не поверила Маша. По ее мнению такую шикарную рубашку после разовой носки выкидывать — верх расточительства. — Жаль. Она вам идет.

— Уговорила, одену такую же. А хочешь, поехали со мной? Поможешь по-женски да и по-хозяйски — что взять, что не надо, у вас есть. Потом в кафе посидим, в тайне от мамы, чтоб она за наши желудки не беспокоилась. В магазины зайдем, к обеду что-нибудь возьмем.

— Ой, я с удовольствием. Сейчас переоденусь. Подождете?

— Конечно, Машенька, — сладко пропел Греков.

Девушка глянула в черные глаза и смущенно отвела взгляд, уставилась на Лику, застывшую посреди комнаты в обнимку с подушкой:

— У меня будешь убирать, книги на место поставь: к папе в библиотеку. И больше ничего на столе не трогай, — и поспешила к себе, переодеваться.