Марио Пьюзо - Арена мрака

Вспотевшие, пропитанные пылью, они мечтали поскорее принять освежающую ванну. В доме фрау Заундерс не было горячей воды.

Перед входом в общежитие стояла фрау Майер.

На ней были черные брюки и белая блузка – подарок Эдди Кэссина. Она курила американскую сигарету, и вид у нее был весьма кокетливый.

– Привет вам! – сказала она. – Что-то вы давненько не заходили.

– Только не говорите, что скучали без нас! – парировал Моска.

Фрау Майер рассмеялась, показывая свои заячьи зубы.

– Нет, я "никогда не скучаю, ведь в доме полно мужчин.

Гелла спросила:

– Фрау Майер, вы не в курсе, Лео вернулся из Гамбурга?

Фрау Майер с удивлением посмотрела на нее:

– Как, он же вернулся в пятницу. Он что, не заходил к вам?

– Нет, – ответил Моска. – И я что-то не видел его ни в «Ратскелларе», ни в клубе.

На лице фрау Майер вновь появилось кокетливое выражение.

– Он у себя с вот таким фонарем под глазом.

Я его стала дразнить, но что-то он не в духе, так что я оставила его в покое.

– Надеюсь, он не болен, – сказала Гелла.

Они поднялись на четвертый этаж и постучали в дверь Лео. Тишина. Моска постучал снова, но никто не откликнулся. Тогда он надавил на ручку.

Дверь была заперта.

– Старуха Майер что-то перепутала, – сказал Моска. – Он, должно быть, куда-то ушел.

Они пошли в комнату Моски. Он разделся и отправился мыться. Он полежал в ванне, выкурил сигарету, потом быстро вымылся. Войдя в комнату, он увидел, что Гелла отдыхает на кровати и одной рукой держится за щеку.

– Что случилось? – спросил Моска.

– Зуб разболелся, – ответила Гелла. – Это из-за конфет и мороженого.

– Завтра сходим к дантисту, – сказал Моска.

– Да нет, скоро пройдет, – ответила Гелла. – Раньше уже так бывало.

Моска стал одеваться, а она надела его влажный халат и пошла в ванную.

Зашнуровывая ботинки, Моска услышал, что кто-то ходит в комнате Лео. Сначала он подумал, что это, возможно, местный немец-воришка, и крикнул громко:

– Лео?

Через некоторое время ему ответил Лео через стену:

– Это я.

Моска вышел, и Лео открыл ему дверь. Когда он вошел, Лео уже спешил обратно в постель.

– Что же ты не зашел? – спросил Моска.

Лео сел на кровать и повернулся, чтобы лечь, и тут Моска увидел его лицо: под глазом красовался огромный синяк, на лбу была ссадина. Лицо раздулось и заплыло.

Моска молча подошел к столу, сел и закурил сигару. Ему наконец стало ясно, что произошло, ведь вчера он видел заголовки в «Старз энд страйпс». Только вчера из-за выпитого он не придал этому значения.

В газете опубликовали фотографии корабля, причалившего в Гамбурге. Корабль был переполнен людьми. Под фотографией была помещена статья о том, как на этом корабле бывшие узники концлагерей пытались отплыть в Палестину. Но британское командование перехватило корабль и заставило его пришвартоваться в Гамбурге. Однако пассажиры отказались высаживаться, и тогда их силой стали сгонять на берег солдаты.

Моска тихо спросил:

– Ты видел, что было в Гамбурге?

Лео кивнул. Моска, попыхивая сигарой, стал обдумывать события последних дней – теперь он понял, почему Лео не заглянул к ним и почему не ответил на их стук в дверь.

– Мне уйти? – спросил он у Лео.

– Нет, – ответил тот. – Посиди немного.

– Тебя избили английские моряки?

Лео кивнул.

– Я попытался вступиться за человека, которого они волокли с корабля. И получил вот это. – Он потрогал свое лицо.

Моска заметил, что заплывшая щека Лео неподвижна, словно лицевые мускулы были парализованы.

– Как это случилось?

Лео уклончиво ответил:

– Ты же читал в газете.

Моска нетерпеливо взмахнул рукой:

– Так как же все-таки?

Лео сел на кровати, не в силах вымолвить ни слова. Вдруг слезы брызнули у него из глаз. Щека сильно задергалась, и он схватился за нее, чтобы унять тик. Он выкрикнул:

– Мой отец был не прав! Он оказался не прав!

Моска молчал. Через некоторое время Лео отдернул руку от лица. Щека перестала дергаться.

Лео сказал:

– Они стали избивать при мне того человека и потащили его по палубе к трапу. Я хотел их остановить и просто оттолкнул одного. А другой мне сказал: «Ну ладно, жидовская морда, тогда получай ты!» – Лео мастерски изобразил простонародный английский выговор. – Я упал и увидел, что немцы-докеры хохочут надо мной, над нами. И тогда я подумал об отце. Я подумал, что бы он сказал, увидев своего сына в это мгновение. Что бы он сказал?

Моска медленно произнес:

– Я же говорил: тут тебе не место. Слушай, я уеду в Штаты, как только получу разрешение на женитьбу. Ходят слухи, что военно-воздушную базу прикроют, так что я в любом случае останусь без работы. Поехали с нами.

Лео обхватил голову руками. Это предложение не вызвало у него никаких эмоций – ни чувства благодарности, ни желания согласиться.

– А что, евреи могут себя чувствовать в Америке в полной безопасности? – спросил Лео с горечью.

– Думаю, да, – ответил Моска.

– Ты так только думаешь?

– Сейчас никто не может ничего гарантировать, – ответил Моска.

Лео ничего не сказал. Он думал об английских солдатах в шерстяных мундирах, о тех самых, кто плакал, освобождая его и его товарищей из лагеря, о тех, кто снимал с себя одежду, делился с ним едой. Он тогда уверился в правоте своего отца, который считал, что человек по природе добр, что человека легче подвигнуть к жалости и любви, нежели к ненависти.

– Нет, – сказал он Моске. – Я не могу ехать с тобой. Я уже оформил все бумаги, чтобы ехать в Палестину. Я уезжаю через несколько недель. – И затем, чувствуя, что должен объясниться с Моской, добавил:

– Я теперь буду чувствовать себя нормально только вместе со своим народом. – И, когда он это произнес, понял, что упрекал Моску в том, что его симпатия к нему носила только личный характер, что в минуту опасности Моска" защитит его, Лео, но не защитит какого-нибудь незнакомого еврея, до которого ему нет никакого дела. А этой симпатии было явно недостаточно, она не гарантировала ему безопасности. Он никогда не сможет Ощущать себя в безопасности даже в Америке, каких бы высот материального преуспевания он там ни достиг. В подсознании у него всегда будет тлеть страх, что его благополучие можно вмиг разрушить и он ничего не сможет сделать в свою защиту и даже его друзья, такие, как Моска, не сумеют совладать с этой слепой силой ненависти. Лица освободителя и истязателя оказались одним лицом, лицо друга и врага оказалось лишь лицом врага. Лео вспомнил девушку, с которой он жил сразу же после освобождения из Бухенвальда, – тоненькую веселую немочку с насмешливой, едва ли не злобной усмешкой на губах. Он поехал как-то в деревню и вернулся оттуда с гусем и полной корзиной цыплят. И, когда он рассказал ей, как выгодно ему удалось их купить, она смерила его взглядом и сказала с издевательской интонацией: «О, да ты неплохой делец!»